Ошибка резидента (кн.2)
Шрифт:
В сумке-торбе оказались два прекрасных длинных шарфа, связанных из шерсти, один синий, другой малиновый, шерстяная кофта цвета перванш, кашемировый платок, пара черных лаковых туфель и множество косметики — духи, помада, пудра, тени — все в замечательной упаковке. Но главное было не это. Главное лежало в маленькой кожаной красной коробочке: брошь-булавка с голубым камнем.
Матери не оказалось дома. Светлана разложила все присланное на своей софе и прикинула, как им поделить: у нее и в мыслях не было дать Гале что-нибудь из мелочи, а остальное взять себе. Пополам, только пополам — так она решила с самого начала. Правда, туфли и брошь не поделишь пополам, но тут тоже можно что-нибудь придумать…
Когда Галя вошла, Светлана, ничего не объясняя на словах, дала ей письмо Пьетро. Прочтя и поглядев на разложенные вещи, Галя долго молчала.
— Что скажешь? — вывела ее из задумчивости Светлана.
— Кажется, он не бедствует, этот твой Пьетро Маттинелли.
— Наверное, не побирается. — Светлана вынула брошь из коробочки, протянула ее Гале. — Как ты думаешь, это настоящее?
У нее были подозрения, что и металл и камень — подделка, а Галя разбиралась в драгоценностях.
Галя посмотрела камень на свет, повертела в пальцах против света и сказала:
— Аквамарин. Настоящий.
— А булавка?
— Золотая.
— Наверняка не побирается, — весело заключила Светлана. — А ты чего сникла?
— Да как-то, знаешь, необычно…
— Что необычно?
— Ну, всего один раз виделись, и вот… все это… — Галя кивнула на софу.
— Значит, как в кино. Ладно, давай распределим.
— Но это же тебе прислано, — возразила Галя не очень твердым тоном.
— Заткнись, а то все выброшу, — серьезно сказала Светлана.
Галя не сомневалась, что Светка может так и сделать, если ее не послушать.
Парфюмерные изделия были разделены без труда. Светлана взяла себе малиновый шарф, следовательно, Гале достался синий. Туфли больше впору были Гале, зато Светлана оставила себе кофту. Кашемировый платок разрезали надвое по диагонали — получились две косынки. Судьбу броши Светлана предложила решить жребием, но тут уж Галя воспротивилась не на шутку.
— Ты с ума сошла! — воскликнула она. — Не командуй, пожалуйста. Я ведь тоже могу…
— Ничего ты не можешь.
Как всегда, Светлана не заботилась о самолюбии подруги, но сейчас сопротивление Гали было ей приятно: Светлане очень хотелось быть обладательницей такой прекрасной броши. Насчет жребия, говоря честно, она сказала лишь для того, чтобы выдержать характер. Она была уверена, что Галя не согласится. Да и несправедливо это чересчур: у Гали много было разных драгоценностей, подаренных родителями и бабушками, хотя она никогда их не носила с того дня, как познакомилась со Светланой, — потому не носила, что у Светланы драгоценных украшений не имелось, не носила из солидарности.
Великий дележ закончился как раз к приходу Веры Сергеевны. Сколь ни храбрилась Светлана, сколь ни выказывала свое коронное умение ничему не удивляться и ни о чем не жалеть, но Вера Сергеевна все же заметила необычно возбужденное состояние дочери.
— Вы ссоритесь? — спросила она.
Свою часть посылки Галя перед тем положила в сумку, а Светлана свою спрятала в шифоньер, так что Вера Сергеевна вещей и косметики не увидела.
— Спорим, — сказала Светлана и повернулась к Гале: — Идем, провожу немного.
…Таким образом разрешился у Светланы кризис ожидания. Ей предстояла повторная сдача экзаменов на филологический факультет — еще одна попытка. Она их сдавать не стала, и не только потому, что не подготовилась как следует. Было еще одно серьезное привходящее обстоятельство.
Но, прежде чем заняться им, надо отметить, что Светлана на следующий день после получения посылки отправила с привезшим ее итальянцем письмо к Пьетро Маттинелли с благодарностью и просьбой не повторять ничего подобного впредь, а лучше всего приехать снова в Советский Союз. В конверт она вложила фотокарточку.
А примерно через неделю после этого у Светланы состоялось новое знакомство, которое она не сочла странным и необычным по той простой причине, что все было логично и объяснимо.
Один из покупателей, изучавших каталоги пластинок, интеллигентного вида, пожилой, явно за пятьдесят, но моложаво выглядевший мужчина, плотный, среднего роста, одетый в светлый костюм и синюю рубаху без галстука (все это Светлана рассмотрела уже несколько позже), вдруг обратился к ней таким тоном, словно продолжал с нею задушевную дружескую беседу, прерванную нечаянно. Он выбрал момент, когда никого другого у прилавка не было.
— Значит, получили весточку от Пьетро, Светлана Алексеевна?
Она удивилась, но, выдерживая свою манеру внешне ничему не удивляться, ответила так, будто и она всего лишь продолжала беседу:
— Да. Но откуда вам это известно?
Он усмехнулся отечески.
— Видите ли, я знаком с тем человеком… ну, что привез вам посылку из Италии. Я ведь и Пьетро знаю. Он мне рассказывал о вас.
— Вы даже и по отчеству меня знаете, — сказала Светлана.
Он кивнул на дощечку, висевшую на стене позади нее: «Сегодня вас обслуживает продавец…» Она обернулась, поглядела и расхохоталась.
— Ой, правда, тут же написано! Кто я после этого, скажите?
— Вы совершенно очаровательная девушка, и Пьетро Маттинелли можно понять.
Нет, ей определенно начинал нравиться этот пожилой спокойный человек.
— А как зовут вас?
— Виктор Андреевич.
— Вы что, работаете на химзаводе?
— Да, в одной из лабораторий. Мне не так часто приходилось общаться с Пьетро по работе, но мы довольно близко познакомились.
— Он вам нравится?
— По-моему, очень хороший человек.
— Мне кажется, он прямой и открытый. А вы давно здесь живете?
— Приехал сразу после войны.
Она посмотрела на его руки — есть ли обручальное кольцо. — И от него не ускользнул этот взгляд.
— Я одинокий. Жена и дочь погибли в оккупации.
Светлану поразила его догадливость и проницательность. И главное — простота. Это был первый из взрослых людей, кто демонстрировал перед нею свое превосходство столь неназидательно и ненавязчиво. Она мгновенно прониклась к своему новому знакомому уважением.