Осколки межпланетных катастроф
Шрифт:
Мы уже обсуждали науку и ее стремление к позитиву, а также ее сопротивление всему, что может иметь отношение к религии. Легко видеть, что практически вся теоретическая наука XIX века представляет собой реакцию сопротивления на богословские догмы и имеет не больше отношения к Истине, чем волна, откатывающаяся от берега. Или, если девица за прилавком, или вы, или я, растянем жевательную резинку на целый ярд, это будет столь же научное занятие, как растяжение возраста Земли на сотни миллионов лет.
Все «вещи» — не вещи, а только отношения, или проявления отношений, но всякое отношение стремится быть безотносительным или подчиняется более сильному стремлению. Так и позитивистское выражение этой реакции есть само по себе только отношение, как и его стремление
В 1829 году («Timb’s Year Book», 1848-235) в Персии выпала субстанция, какой, по словам местных жителей, там прежде не видели. Они не имели понятия, что это такое, но видели, что овцы ее едят. Они перемололи ее в муку и выпекли хлеб, оказавшийся вполне съедобным, хотя и пресноватым.
Такими возможностями наука не пренебрегает. Манну перевели на реальное основание, то есть ассимилировали и примирили с системой, сменившей более старую — и менее приближенную к реальности — систему. Было сказано, что, вполне вероятно, манна выпадала и в древности — поскольку падает до сих пор, — но благодеяния Божества туг ни при чем; что это лишайник со склонов гор Малой Азии, «подхваченный смерчем и опущенный в другом месте». В «American Almanac» (1833-71) говорится, что эта субстанция, «неизвестная местным жителям», была «немедленно опознана» исследовавшими ее учеными, и что «химический анализ идентифицировал ее как лишайник».
Это было во времена, когда Химический Анализ был богом. С тех пор поклоняющиеся ему пережили ужасные разочарования. Не знаю, каким образом химический анализ дает ботанические определения, но Химический Анализ сказал свое слово, а слово его было догмой. Мне кажется, что невежество местных жителей, на фоне которого ярче сияют знания иностранных ученых, было преувеличено: если на расстоянии, с которого может прийти смерч, есть что-нибудь съедобное, местные жители об этом знают. У меня есть сведения и о других выпадениях съедобной субстанции, в Персии и азиатской части Турции. Все они безаппеляционно именуются «манной», а «манна» безаппеляционно объявлена лишайником с гор Малой Азии.
Мое отношение к этому объяснению выработалось в неведении о выпадении растительных, или съедобных, субстанций в других частях света; что это знакомая попытка объяснить общее в терминах частного; что если мы получим данные о выпадении растительной субстанции, скажем, в Канаде или в Индии, то это будет не лишайник из Малой Азии; что хотя все такие осадки в азиатской Турции или в Персии, безусловно, одним махом объявляются «дождем манны», они необязательно должны представлять собой одно и то же вещество. В одном случае частицы называют «семенами». Хотя в «Comptes Rendus» говорится, что вещество, выпавшее в 1841 и 1846 годах, было студенистым, в «Bull. Sci. Nat. of Neuchatel» сказано, что это были комочки размером с орех, и что, растертые в муку, они позволяли выпечь хлеб, привлекательный на вид, но безвкусный.
Труднее всего объяснить массивность таких осадков.
Но глубоководные рыбы и просыпающиеся на них временами съедобные вещества: мешки с зерном, бочонки сахара — они не были подняты с морского дна бурями или движением субмарин, чтобы выпасть потом в другом месте…
Вероятно, кто-то подумает: но мешки с зерном никогда не падают…
Объект в Амхерсте, покрытый войлочной пленкой.
Или же бочка с зерном, упавшая с судна, не затонула, но, сталкиваясь с другими обломками кораблекрушения, разломилась; зерно тонет — или тонет, пропитавшись сперва водой; обломки бочки держатся на плаву дольше…
Если над нашей головой не происходит движение судов, напоминающее наши грузовые рейсы, — значит я не та глубоководная рыба, которой себя считаю.
У меня нет данных, подтверждающих предположение, что на Амхерст свалился мешок или бочонок, но, подозреваю, что мешки и бочки, оставшиеся после наших кораблекрушений, тоже будут не слишком похожи на мешки и бочки к тому времени, когда достигнут океанского дна; и что если мы получим сведения о падении волокнистых материалов, которые могут оказаться бумагой или тканью, нам придется удовольствоваться достаточно нелепыми сообщениями.
«Протоколы Королевской Ирландской академии» (1-379):
В 1686 году рабочий, доставлявший воду из пруда в семи немецких милях от Мемеля, вернувшись на работу после обеда (за это время прошел снегопад с сильным ветром), нашел землю вокруг пруда устланной массой черных листков, и человек, живший поблизости, рассказал, что видел, как они летели по ветру вместе с хлопьями снега.
Некоторые из этих пластин были величиной с крышку стола. «Масса была влажной и издавала неприятный запах, напоминающий запах гниющих водорослей. После высушивания запах исчез».
«Линия разрыва волокнистая, как у бумаги».
Классическое объяснение:
Подняты с одного места, опустились в другом.
Но что было поднято смерчем? Разумеется, мы, промежуточники, допускаем, что будь то даже самые странные из предметов, доступных жителям самого странного из миров, где-нибудь на Земле обнаружатся такие же или, при субъективном описании, достаточно трудно отличимые.
Или что любая вещь в Нью-Йорке есть лишь иная степень проявления или иная комбинация свойств любой вещи из африканского селения. Новизна бросает вызов вульгаризации: напишите что-нибудь новое, и кто-то непременно укажет, что все это давно сказано трижды проклятыми греками. Существование представляет собой аппетит: пережевывание, попытка всякой вещи усвоить все другие, если они не были уже подчинены и усвоены более прожорливой пастью. Космический закон: эти ученые, подчинившиеся и покорившиеся Научной системе, должны в соответствии с принципами этой системы попытаться ассимилировать выпавшую в Мемеле субстанцию как некий известный земной продукт. На заседании Королевской Ирландской академии сумели найти земную субстанцию, довольно редко встречающуюся, но представляющую собой тонкое листообразное покрытие на болотистых почвах.
Она похожа на зеленый войлок.
Субстанция в Мемеле:
Влажная, угольно-черная, пластинчатая масса.
Однако болотная пленка распадается на хлопья и на линии разрыва видны волокна.
Слона легко спутать с бабочкой — у обоих есть хоботок Арахис неотличим от верблюда — если принимать во внимание только горбатость.
Беда с этой книгой в том, что в конце концов наступает состояние интеллектуальной скуки: нас уже ничем нельзя поразить. Мы с самого начала установили, что ученость есть лишь иная степень безмозглости, тем не менее поначалу нас поражают свидетельства их слияния. Мы считаем, что выступление профессора Хичкока, определяющего амхерстский феномен как гриб — весьма забавный научный водевиль, если оправдать его по обвинению в серьезности — или что в местности, где грибы настолько обычны, что за один вечер на глазах у публики прорастают три штуки, один только он, чужестранец на этой грибородной земле, узнал гриб, увидев нечто, похожее на гриб, если, конечно, забыть о том, как быстро тот превратился в жижу. То, впрочем, было сольное выступление: теперь перед нами — парад звезд. И это не просто ирландцы — это королевские академики!