Осколки миражей

Бессонная Анна

Глава 3. Союзники

Элейн поежилась и поплотнее завернулась в одеяло. Нужно будет сказать Эреолу, чтобы наладил согревающие чары в доме. Странно, что они вообще вышли из строя, уж на поддержание комфортных условий у него хватало сил… А, Хешшу, она же в королевском дворце.

Она окончательно проснулась и некоторое время лежала, свернувшись клубочком и разглядывая сонно сопящих фрейлин в колышущемся свете ночных ламп. Потом потянулась к подвеске с вадритами, которую прятала под сорочкой, и слегка сжала в пальцах один из них. Одеяло мгновенно обдало приятным теплом, точно его долго грели перед зажженным камином.

Теперь можно проверить,

заметят ли в замке использование чужого амулета…

И если нет, то можно приступать к действиям.

А еще сегодня предстояло впервые встретиться лицом к лицу с королевой. С человеком, рядом с которым отныне нужно будет проводить большую часть дня, выполняя мелкие поручения, а по большей части — развлекая и скрашивая высочайший досуг.

И пытаясь проникнуть за маску королевской невозмутимости, чтобы прочесть правду о прошлом.

Но удастся ли это сделать, не снимая свою собственную маску?..

* * *

…- Эллин Тамеан и Нейтин Тамеан, ваше величество.

Поддельное имя звучало непривычно, но не резало слух. Они с Эреолом сами подбирали похожее на настоящее. "Сестра" низко склонила голову, и Элейн последовала ее примеру, исподлобья разглядывая королеву.

Здравствуй, мама.

Вистария не производила впечатления несгибаемой правительницы, супруги того, кому покорился весь континент. Обычная моложавая женщина, одетая без излишней роскоши в темно-лиловое бархатное платье с ненавязчивой вышивкой и широкими шелковыми рукавами, с книгой, которую она отложила в сторону, когда Аверия привела новых фрейлин. Вистария сидела на диване в просторной гостиной, граничащей с той, в которой вчера потрясенная свита могла наблюдать загадочное появление короля, не пострадавшего от ночного дождя. Сегодня ничто не напоминало об этом происшествии, а королева выглядела спокойной, безмятежной и безмерно равнодушной ко всему.

— Ваше дежурство заканчивается в обед, девочки, — шепнула Аверия, когда официальное представление подошло к концу. — Посидите пока молча, не навязывайтесь, не встревайте в разговоры и делайте все, о чем вас попросят. Думаю, сейчас вы все займетесь шитьем. Королева хочет, чтобы в день рождения принца каждый прикрепил по одинаковой кокарде на левое плечо. Как символ преданности. И особая честь — получить ее из королевских рук.

Элейн молча кивнула, поражаясь про себя, насколько мелкими и незначительными оказываются неотъемлемые части придворной жизни при ближайшем рассмотрении. Какие-то тряпичные розетки — высокая честь, а времяпровождение за их созданием — предел мечтаний знатных девиц. Похоже, она слишком долго жила вдали от всего этого.

Впрочем, нет. Девицы едут сюда не только ради высокого звания фрейлины, но и для того, чтобы поймать подходящего мужа. А ей нужно вернуть власть.

Но вернуть себе власть — значит стать кем-то вроде Вистарии…

Элейн осматривалась в этой отделанной теми же лиловыми оттенками гостиной с легким разочарованием. Она ожидала большего от встречи с матерью впервые за десять лет. А эта женщина… она просто ничем не напоминала мать, которую запомнила Элейн. Чужая. Другая. Отстраненная, холодная до оледенения. Королева, рассеянно поглаживающая кончиками пальцев толстую книгу на своем бледно-сиреневом диване, поблескивающем спокойным и уверенным королевским шелком, благосклонно слушающая болтовню более опытных фрейлин, с которыми у нее, видимо, уже сложились дружеские отношения… и все. Ни ностальгии, ни злости, ни грусти.

И темно-вишневые кокарды, украшенные дымчато-прозрачной отделкой…

Гостиная, как и все королевские апартаменты, располагалась у самого края лабиринта, встроенного в гору. Здесь были окна, плотно завешенные фиолетовыми шторами с тяжелыми кистями, — зачем занимать комнату с окнами и занавешивать их, если не хочешь видеть свет? — единственный диван, на котором расположилась Вистария, и множество небольших кресел. Служанки принесли ткань и швейные принадлежности, и комната наполнилась щелканьем ножниц и неспешными разговорами. Скучными до одури, как и само это времяпровождение. Элейн быстро собирала ткань в складки, подрубала и подгоняла… и думала.

День рождения принца — удачное время, чтобы начать. Нужно только рассказать Эреолу о том, как на короля не подействовал пожирающий разум дождь.

Хотя бы Эреол не попался на таком людном празднике.

А за королем неплохо бы понаблюдать, но как, если приходится сидеть в душном помещении в обществе десятка фрейлин и шить бесполезное тряпье?

Свечи вместо дневного света — как будто в помещении умирающий. Почему ты боишься солнечных лучей, королева Вистария? Не потому ли, что стремишься во тьму, как застигнутый с поличным преступник?

— Первым кокарду должен получить герцог Арн-Фальет, — раздался негромкий голос королевы. — Это только малая плата за все, что для государства сделал этот человек. Углар не знал лучшего министра земельного хозяйства.

— Да, король высоко ценит его, — вежливо откликнулась одна из фрейлин.

Значит, все-таки Арн-Фальет. Репортажи не лгали. Хорошо, нужно это запомнить.

С него можно начать.

* * *

Рассвет на рубеже гор и равнины пленителен.

Сначала дождливая чернота светлеет, точно чернила, которые разбавляют водой, потом насыщенная синева сменяется утренней серостью, и с неба падают последние капли пожирающего разум дождя. Темные тучи все еще висят низко, скрывая острые вершины, но с каждой минутой редеют, рассеиваются, обращаются в безобидный туманный пар. И только роса и лужи, утратившие с началом нового дня все зловещие свойства, поблескивают в неясном утреннем свете.

Как напоминание.

Как предостережение.

А потом из-за горизонта появляется алое солнце, и город далеко внизу тонет в легкой дымке. Иногда она совсем тонкая, призрачная, и тогда, если присмотреться, можно увидеть полоску океана где-то там, на краю мира.

Когда София жила среди Детей моря на небольшом бартоге, толстом плоту с бортиками, то по утрам можно было точно так же рассмотреть неверные очертания колоссальной горной гряды над Кадмаром. Такие чужие со стороны…

А еще раньше, в то полускрытое туманом лет время, когда она была принцессой и жила в верхних покоях, окруженная заботой и негой, из окошка ее гостиной можно было часами рассматривать горизонт и бездны между горами. Софии нравилось просыпаться на рассвете и бежать к плетеной раме, поблескивавшей кристально-прозрачным стеклом за тонкими шторами. И смотреть, как день поглощает ночь, а под солнцем блестит роса.

Когда-то, когда этот дворец в горе был ее домом. Когда-то, когда женщина, называемая повелительницей, хотя ничем не повелевала, и обсуждаемая таинственным шепотом, хотя не хранила, казалось бы, никаких тайн, была просто мамой. И когда София и Элейн могли вопреки этикету проводить с ней целые дни, потому что Вистария не стала полностью отдавать воспитание дочерей на откуп гувернанткам и нянькам.

София считала, что неплохо разбирается в людях. Но теперь, глядя с почтительного расстояния на королеву, она не узнавала в ней мать. И от попыток представить себе, каким будет их объяснение, пусть и смягченное умиротворяющим зельем, становилось страшно.