Осколки времени
Шрифт:
– Кэтрин…
– Кэтрин заплатила за билет, Кейт. Коннор собирался прилететь вместо меня, но был рад, что я вызвался. Он предпочел остаться с Кэтрин, на случай, если… ну, если он ей понадобится. Твой отец занят в Делавэре, а тебе нужна поддержка. Кирнан не связывался с тобой, поэтому тебе придется смириться.
– Нет. Ты для меня не тот, с кем придется смириться. И ты это прекрасно знаешь. Я просто… я не знаю, во что мы можем вляпаться. Мама вряд ли обрадуется, узнав, что я скрывала от нее что-то.
И хотя я знаю, что именно мне придется сделать
– И даже мама понимает, что Пруденс не стабильна. Она просто еще не знает почему.
Трей поднимает ладони вверх в жесте «ну и что»:
– Нестабильность Пруденс – это еще одна причина, по которой кто-то должен быть с тобой.
– Я не собираюсь оставаться здесь надолго, Трей. Вряд ли у нас будет время на осмотр достопримечательностей или еще чего-то подобного.
– Я здесь не для осмотра достопримечательностей. Несколько лет назад мы с мамой уже были здесь в роли туристов. А сейчас я в качестве прикрытия. Вторая пара глаз. Моральная поддержка.
Я успокаиваюсь и неуверенно улыбаюсь ему. Не стану отрицать, что мне нужна моральная поддержка и он только что перелетел через Атлантику, чтобы быть рядом. И он не раз говорил, что хотел бы сделать что-то, чтобы помочь мне, и что чувствует себя бесполезным. И это именно то, что он способен сделать, поэтому я не удивлена, что он ухватился за этот шанс.
Но лучше бы я делала все в одиночку. Кэтрин должна была это понять. Думаю, она бы поняла это, если бы все еще была в здравом уме. И да, она, возможно, не знает о пистолете в моем рюкзаке, но она точно знает о ключе ХРОНОСа. Если возникнут проблемы, этот медальон – мой запасной выход, и этим выходом не сможет воспользоваться Трей. Или мама. Поэтому, несмотря на то, что я действительно рада его видеть, все же беспокоюсь, что он может стать очередным оружием Пруденс, которое она использует против меня.
И все же Трей значительно крупнее меня. И крупнее мамы. Это может сыграть на руку, если мне понадобится помощь, чтобы дотащить ее до аэропорта Хитроу. Я не знаю, как отнесется служба безопасности аэропорта к тому, что он сядет в самолет с женщиной без сознания, но мы будем решать проблемы по мере их поступления.
– Они, наверное, знают, что ты здесь, – говорю я. И даже не знаю, кого имею в виду под «ними». Людей Сола? Пруденс? Джулии?
– Возможно. Коннор сказал, что он был осторожен, заказывая билет. И, в отличие от тебя, я никогда никому не обещал, что не отправлюсь в Лондон. Поэтому… что делаем дальше? Мы предупредим твою маму или просто появимся в дверях ее комнаты в отеле?
– Если бы я знала номер комнаты, может быть. Было бы немного странно спрашивать у нее это, когда она была в Лондоне, а я в – Бетесде. Я позвоню ей еще раз, как только мы окажемся в вестибюле. Сейчас я знаю только, что она живет в номере с балконом на четвертом этаже. И вроде бы в дальнем конце отеля – она сказала, что может коснуться Глаза, протянув руку.
Глаз, о котором идет речь, – это Лондонский глаз, также известный как Колесо Миллениума. Когда мама упомянула об этом, у меня в голове возник образ высокой башни с окошком в виде игольного ушка наверху, так что я представляла ее на восемьдесят седьмом этаже какого-нибудь отеля-небоскреба. Затем я загуглила его и была поражена жутким чувством дежавю, когда на экране появилось изображение огромного колеса обозрения, даже большего, чем то, на котором я каталась на Всемирной Выставке 1893 года.
Разница в размерах еще более очевидна, когда видишь его своими глазами. Это колесо проносится высоко над «Каунти-Холлом», опускаясь почти до реки.
Раннее послеполуденное небо почти полностью ясно-голубого цвета, хотя облака вдалеке, когда мы идем к Глазу, подсказывают, что может начаться дождь. Мы проходим мимо нескольких витрин, в том числе небольшого кафе, где продают сладости и кофе. Баннер возле Лондонского аквариума приглашает нас поплавать в маске с трубкой посреди акул. Кажется, именно этим я и занимаюсь последние несколько месяцев, поэтому я с радостью прохожу мимо.
В конце концов мы сворачиваем к главному входу отеля и, пройдя несколько метров по каменному тоннелю, входим в вестибюль. Нам открывается большая комната, частично освещенная голубоватым светом стеклянного потолка в виде купола. Хотя здесь не так уж много народу, я чувствую, что выделяюсь из толпы в этом шарфе, будто все смотрят на меня. И, возможно, они и правда смотрят, но я предполагаю, что в их мыслях вертится «девушка в хиджабе», а не что-то еще о моей внешности.
Я сажусь на одну из мягких скамеек в центре вестибюля и достаю телефон, дважды проверяя время. Сейчас 15:25, а это значит, что я только что завершила свой последний разговор по телефону с мамой.
– Молись, чтобы Пруденс не оказалась с ней в одной комнате. Надеюсь, что она спустится к нам сюда. Одна. Мне будет очень трудно объяснить ей все это, если Пруденс будет искажать каждое мое слово.
– Да. Я очень даже не против избегать Пру.
Я не могу его винить. В последний раз, когда Трей видел мою тетю, она была одета в почти-ничего-не-скрывающее кружевное белое платье, пытаясь выдать себя за меня в его спальне, в темноте ночи. Да, ничего не произошло, но она отлично дала мне понять, что она может добраться до людей, которых я люблю, поэтому мне лучше не перечить ей. Я могу только догадываться, не связалась ли она с мамой после трех десятков лет, чтобы донести до меня свое послание.
– Кейт? – В голосе мамы звучит удивление, когда она берет трубку, и в то же время радость.
Я отправилась на день вперед и позвонила ей, прежде чем покинуть Кэтрин, чтобы убедиться, что она и Пру действительно прибыли по расписанию. С точки зрения мамы, мы закончили тот разговор меньше трех минут назад.
– Ты что-то забыла мне сказать? – спрашивает она.
– Не совсем. Послушай, мам… ты одна?
– Да, – она вытягивает слово, будто смеется надо мной. – А что?
– Мне нужно с тобой поговорить. Наедине.