Осколок Империи
Шрифт:
У корабля с термоядерным двигателем и водородной ловушкой должен быть предел скорости. Когда скорость выхлопа термоядерного двигателя сравнивается со скоростью поглощения ловушкой межзвездного водорода, скорость движения корабля перестает расти. Хукер достиг этого предела десятки тысяч лет назад. Его преследователь тоже.
Но корабль Леффлера использовал водород, который проскочил сквозь ловушку Хукера. Эти молекулы не так сильно бились о ловушку Леффлера, потому что их скорость была погашена столкновением с кораблем Хукера.
Леффлер догонял Хукера.
Еще несколько
Одно время Хукер надеялся, что Леффлер остановится и повернет назад. Он должен понять, что ему не догнать Хукера. Но год тянулся за годом, и каждый год полета означал, что к пути на Вундерленд прибавляется еще четыре года. Перед тем как лететь домой, нужно погасить скорость, а на это потребуется столько же времени, сколько и на ускорение. Два часа в день Хукер проводил у экрана телескопа, глядя, как мимо год за годом ползут звезды, и ожидая, что Леффлер повернет назад.
Годы растянулись в десятилетия, в столетия, а Хукер по-прежнему по два часа в день сидел у экрана кормового телескопа. Впереди уже не видно было звезд, только мутные пятна галактик, а звезды, оставшиеся позади, с виду напоминали створожившееся молоко. Когда столетия превратились в тысячелетия, Хукер перестал надеяться, что соперник отпустит его. И все же он проводил два часа в день по корабельному времени у экрана телескопа, глядя, как летит прочь от него Галактика. Он стал человеком привычки. В течение нескольких сотен лет его не посетила ни одна свежая мысль. Корабельные часы управляли всей его жизнью. По их сигналу он шел в кухню, ложился в саркофаг медицинского робота, отправлялся в гимнастический зал, спальню, ванную. Он был похож на одного из первых роботов, которые работали по циклическим программам и не могли отвечать на внешние раздражители.
Он напоминал скорее старого робота, чем старого человека. Издали ему можно было дать и двадцать лет. Робот-врач следил за его здоровьем, но были вещи, которых робот не в силах был изменить. Когда создавался робот, самому старому человеку на Земле было немногим меньше четырехсот лет. В «Москоу Моторе» не знали, что нужно человеку, когда его возраст измеряется десятками тысяч лет. Лицо Хукера осталось молодым, но это была только видимость: мускулы уже не были способны придать этому лицу какое бы то ни было выражение, а привычки задали вечную программу происходящим в мозгу химическим превращениям.
Гонка уже утратила для Хукера значение. В любом случае он не был способен на оригинальную мысль.
Они летели вверх по оси Галактики. Хукер, глядя в телескоп, видел Галактику анфас. Она была неяркая, но широкая и напоминала густую чернильную лужу, в которую налили разноцветных красок: красной, желтой, голубой, зеленой, но больше красной. Потом в эту лужу, наверное, сунули палку и все смешали, так что в центре получилась каша из всех цветов сразу — сплошная масса звезд, настолько близко расположенных одна к другой, что не было видно черноты между ними. И все это было тусклое: пыль есть даже в межгалактическом космосе. Почти сто тысяч световых лет пыли заслоняли Галактику от Хукера. Ветви Галактики казались ему почти черными, светлые участки были испещрены черными пятнами — черными дырами и пылевыми облаками. И все было подкрашено тускло-красным благодаря сдвигу Допплера.
Леффлера не было видно.
Пальцы Хукера привычно увеличивали изображение. Галактика, которая до сих пор занимала весь экран, уже не умещалась в нем. Вот стали видны отдельные красные гиганты в центре, большие, каких не встретишь в ветвях. Показалось бело-голубое пятно и стало разрастаться.
Оно росло, пока не заполнило экран. В середине его была черная точка, которая тоже росла.
Хукер смотрел на нее почти час, и наконец в его мозгу шевельнулась мысль. Этого уже давно не случалось, но вот случилось. Возможности памяти Хукера почти исчерпались, но его мозг работал исправно, и он был в здравом рассудке.
«Интересно, сильно ли я его задел?»
Мысль стремилась ускользнуть, но Хукер вцепился в нее, смутно чувствуя, что она может оказаться важной. «Я держал его под лучом лазера несколько часов. Я мог сильно повредить корабль. Я не видел его сбоку и не знаю, что там. Если корабль поврежден сильно, я могу довести дело до конца. Мой-то лазер не перегорел».
Нужно подождать, пока Леффлер подлетит ближе. Мысль ускользнула, но через два дня вернулась. Сильно ли поврежден корабль?
Как это выяснить?
Он думал об этом каждый день. Через полтора месяца он нашел ответ. Нужно повернуть корабль боком, так, чтобы пламя двигателя било горизонтально. Леффлер сделает то же самое, чтобы не дать ему уйти. Тогда можно будет рассмотреть его корабль сбоку.
Он проделал это однажды, пытаясь повернуть к Вундерленду, но Леффлер тогда был слишком далеко и ничего нельзя было рассмотреть. Если попробовать сейчас…
Хукер развернул корабль.
Он сфокусировал на корабле Леффлера один из боковых телескопов, до предела увеличил изображение и принялся ждать.
Пришло время отправляться в парную. Хукер привстал в кресле, но не мог оторваться от экрана. Леффлер еще не повернул. Корабли были разделены несколькими световыми часами. Хукер заставил себя сесть и вцепился в подлокотники кресла руками. Его охватила дрожь, зубы застучали. Все тело окоченело. Он чихнул.
Некоторое время Хукер дрожал и чихал. Потом все прошло. Время парной закончилось.
Корабль Леффлера начал разворачиваться.
И Хукер понял, почему он так и не повернул домой.
Жизненного пространства не было. Это всегда была самая уязвимая часть корабля. Вечность назад лазер Хукера расплавил жизненное пространство на корабле Леффлера. Остались жалкие обломки, отполированные по краям молекулами водорода, проскочившими сквозь ловушку.
Леффлер умер не сразу. У него было время, чтобы задать автопилоту курс на столкновение с кораблем Хукера.
Леффлер, может быть, давно прекратил бы погоню, но автопилот этого не сделал, потому что не мог.
Хукер выключил экран телескопа и пошел в парную. Он выбился из графика. Несколько лет спустя, когда он пытался восстановить режим дня, поле водородной ловушки леффлеровского корабля накрыло его корабль невидимым покрывалом.