Оскверненный трон
Шрифт:
Теперь наступила очередь показать Хусраву те ужасы, причиной которых стало его честолюбие. Отец наклонился и, схватив стоящего на коленях сына за плечи, резко поднял его на ноги.
– Посмотри, что ты натворил. Эти люди страдают из-за тебя. Пройди вдоль кольев… давай же! – закричал он, приближая свое лицо к лицу Хусрава, а затем, отпустив сына, толкнул его в сторону кольев.
Но Хусрав, крепко обхватив себя руками и зажмурив глаза, попытался отвернуться. Тогда Джахангир позвал своих телохранителей.
– Проведите его мимо кольев и назад. И не торопитесь. Убедитесь, что он осмотрел все тела.
Два охранника немедленно схватили бунтовщика за руки и потащили его к кольям. Голова Хусрава опускалась все ниже и ниже, но через каждую пару шагов его эскорт останавливался перед одним из его умирающих сторонников, извивавшимся на колу, опускаясь на нем все ниже и ниже, и один из воинов, схватив сына падишаха за волосы на затылке, заставлял его смотреть. Было ясно, что с Хусрава уже достаточно. Джахангир увидел, как его сын сначала повис на руках воинов, а потом повалился на землю. Падишах решил, что он потерял сознание.
– Достаточно! Приведите сына и поставьте его вместе с Азизом Кока и Хассаном Джамалом передо мной, – велел он.
Через несколько мгновений Джахангир еще раз осмотрел трех мужчин, стоявших перед ним на коленях. Длинные волосы Хусрава были влажными от воды, которую стражники вылили на него, когда приводили в сознание. Его всего трясло, он был мертвенно бледен, и казалось, что его вот-вот вывернет наружу. Джахангир заговорил, возвысив голос так, чтобы его было слышно сквозь крики агонии, доносившиеся от кольев, на которые все еще насаживали оставшихся бунтовщиков.
– Все вы повинны в самом страшном преступлении, которое подданный может совершить против своего властелина, – в вооруженном восстании. Вы…
– Я не просто подданный… Я твой сын… – взмолился Хусрав. Приятное лицо молодого человека теперь было искажено ужасом.
– Замолчи! Спроси себя, вел ли ты себя как сын, прежде чем претендовать на это имя. Ты не заслуживаешь лучшего отношения, чем эти существа, которых мучают из-за тебя, или эти двое, стоящие возле тебя. Азиз Кока, Хассан Джамал, когда-то вы клялись мне в верности, но нарушили эту клятву. – Преступники беспомощно смотрели на Джахангира закатившимися от страха глазами, а он продолжал: – Так что не ждите от меня милосердия, потому что нет его у меня. Вы действовали как пренебрегающие опасностью и вероломные люди, полные амбиций, но в то же время и как слепые безмозглые скоты. Так вот, чтобы люди видели вашу звериную натуру, вас отвезут в Лахор, где на базаре вас лишат одежды и зашьют в только что содранные шкуры быка и осла. Потом вас посадят задом наперед на спины ослов и провезут по улицам города в самый жаркий час, чтобы мои добрые горожане смогли увидеть ваш стыд и понять, насколько смешными выглядят ваши претензии на захват власти.
Джахангир услышал, как двое мужчин задохнулись. Идея подобного наказания пришла к нему неожиданно, как просветление, когда он уже начал говорить. Правитель знал, что его дед Хумаюн гордился своей способностью придумывать новые и иногда эксцентричные наказания за различные преступления. Теперь и он сам идет по его стопам. Но у падишаха больше не было времени, чтобы тратить его на сообщников сына, поэтому он обернулся к Хусраву, который, молитвенно сложив руки, всхлипывал и бормотал что-то нечленораздельное. Джахангир не мог разобрать слов – они звучали как полная тарабарщина. Падишах собрался и приготовился произнести слова, которые отправят его сына навстречу его судьбе.
– Хусрав, ты поднял армию недовольных предателей с единственной целью сбросить меня – твоего отца и законного правителя моголов – с трона и захватить его. Ты отвечаешь за всю пролитую кровь и по справедливости должен за нее заплатить. – Голос правителя стал хриплым, и он верил в каждое слово, которое произносил. Хусрав тоже знал это и от страха не смог сдержаться. Джахангир увидел, как по его штанам из хлопка расползается темное пятно и капающая моча образует желтоватую лужицу возле его ног.
Неожиданно на властителя накатила волна жалости к тому положению, в котором теперь находился его сын. И хотя несколько мгновений назад он твердо намеревался отдать приказ обезглавить Хусрава, сейчас Джахангир уже не желал его смерти. И так было пролито слишком много крови, испытано слишком много страданий…
– Но я решил помиловать тебя, – услышал падишах свои собственные слова. – Ты мой сын, и я не лишу тебя жизни. Вместо этого тебя поместят в тюрьму, где у тебя будут месяцы и годы, чтобы хорошенько обдумать все свои проступки, из-за которых ты лишился свободы и чести.
Когда Хусрава, Азиза Кока и Хассана Джамала увели, Джахангир обернулся к своему молочному брату, который все еще стоял рядом:
– Сулейман-бек, прикажи воинам перерезать горло тем из посаженных на кол, кто еще жив. Они достаточно настрадались. Пусть их тела похоронят в общей могиле, колья уберут и все вокруг присыплют свежей землей. И пусть ранеными в битве – не важно, друзьями или врагами, – займутся наши хакимы [7] . Всех мертвых пусть похоронят в соответствии с их религией. Я хочу забыть, сколько крови было пролито сегодня.
7
В данном случае – лекари. На арабском языке слово «хаким» означает «обладатель мудрости».
Через неделю в крепости Баграт, которую Джахангир сделал своей временной штаб-квартирой на тот период, пока войска восстанавливали силы и приводились в порядок, падишах читал длинное письмо, которое только что получил от наместника Лахора. В нем говорилось о судьбе Азиза Кока и Хассана Джамала. Читая, Джахангир мысленно представлял себе описанное – двоих сопротивляющихся придворных, полностью лишенных их достоинства, зашивают в воняющие свежей кровью шкуры. Наместник написал о том, что головы животных все еще болтались за спиной преступников, причудливо колыхаясь при каждом отчаянном движении негодяев, когда их везли по улицам города, а население веселилось и бросало в них гнилые овощи и камни. Азиз Кока, которого зашили в шкуру осла, задохнулся, когда шкура высохла на солнце и сжалась под воздействием невыносимой жары, а Хассан Джамал был жив, хотя и почти без сознания, когда его извлекли из шкуры быка. Сейчас он находился в подземной тюрьме Лахора. В конце письма наместник спрашивал, желает ли повелитель, чтобы преступника казнили.
Джахангир подошел к оконному проему и посмотрел на унылый песчаный пейзаж. Теперь, когда у него было время все обдумать, ему было немного стыдно за жестокость наказания, которое он придумал, хотя оно пошло всем на пользу и будет примером для других. Он действовал под влиянием момента, когда гнев полностью овладел им. Теперь же падишах успокоился и хотел бы, чтобы все пошло по-другому. Только слабый правитель боится демонстрировать свое милосердие… Он хотел, чтобы Хассан Джамал умер. И только по чистой случайности мужчина смог выжить, что давало Джахангиру шанс продемонстрировать снисходительность, которая может начать врачевать раны, нанесенные ряду его придворных восстанием Хусрава. Падишах вызвал писца и продиктовал ему свой ответ наместнику: