Осьмирук с планеты Безо
Шрифт:
Тебе никогда не казалось, что смерть не нужна?
– Нет, – ответила Джонкина, – это очень спорно.
– Что твоя смерть не нужна.
– Пожалуй. Но если большой не пожирает малого, а малый еще меньшего, то как же эволюция? Или она тоже не нужна?
– Каждый организм может не умирая развиваться как ему угодно – так же как ты развилась из младенца. Если бы ты эволюционировала миллиард лет с той же скоростью, что первые три года жизни, кем бы ты стала?
– Волосатой горой.
– Я имею ввиду
– Не знаю, – ответила Джонкина. – Я не знаю, кем бы я стала. Но я попробую узнать, потому что теперь собираюсь прожить долго. Мне есть что помнить и есть куда идти. Ты меня многому научил, но не руками и не словами. Только тем, что ты есть. Ты вечен, милый?
Она с трудом выдавила из себя это «милый», хотя обычно награждала этим словом кого попало, вплоть до электросексмасажера. Просто, когда что-то кончается, слова теряют вес или начинают весить как камни.
– Когда-то я зародился маленькой клеткой и стал тем, что ты видишь сейчас. Смерти не существует. Когда-нибудь я стану совсем другим.
– А я хочу чтобы ты был таким же. Не меняйся, пожалуйста.
– В ближайший миллион лет я не изменюсь.
– Мне мало миллиона, – воскликнула Джонкина и сама испугалась свой страстности. – Пообещай миллиард.
– За миллиард я тебя забуду.
– Да, – согласилась Джонкина. – Знаешь, я соскучилась по Земле. У нас все не так, у нас моря из камня, облака из пластилина, а птицы летают в клетках. По ночам зажигают искусственные звезды, чтобы люди не пугались натуральных.
– И за все наказывают.
– Откуда ты знаешь?
– Ваша Земля вошла во все учебники. Птицы, моря и облака – это свободные стихии.
– Свободные? – удивилась Джонкина. – Я никогда не слышала такого слова.
Может быть, ты хотел сказать «спокойные».
– Нет. Но тебе не понять значения этого слова.
– Сво-бод-ны-е, – произнесла Джонкина по слогам. – Объясни.
– Это как объяснять слепому солнце или дикарю, видевшему лишь переплетения лиан, объяснять свойства треугольника. У вас на Земле нет свободы ни в какой форме.
– Ну и черт с ней, – согласилась Джонкина. – Я вот что подумала: если никто не умирает, то никто и не рождается.
– Почему нет? – Природа бесконечна, места хватит на всех. Земля – большой зоопарк смерти, к счастью, единственный во всленной. Мы иногда делаем искусственных животных и пускаем их на ближние к вам планеты, чтобы дать вам возможность поохотиться – а так, – кроме вас и этих манекенов, никто в мире не умирает.
– Вот почему их мясо такое невкусное, – сказала Джонкина. – Но это же несправедливо! Тогда почему вы не убили нас до сих пор? Мы же можем разнести заразу!
– Ты еще не понимаешь. Смерти нет и мы не можем убить. Убиваете только вы. Для нас нет ни боли, ни насилия, ни власти, ни злости. Мы можем только любить –
– Я заметила, что лучше, – сказала Джонкина, – можно, когда я уйду, я возьму одну из твоих рук? Я буду вспоминать тебя и прикладывать ее к своему телу.
– Но она не станет любить без меня. Она сможет только хватать и держать.
– Хватать и держать… – задумалась Джонкина, – ага, я понимаю. А почему ты повесил ту стрелку с космосе и зачем ты ловишь людей?
– Я играю, – ответил осьмирук, – ведь это же весело, правда?
– Еще бы. А кости и черепа?
– Оптическая иллюзия.
– Здорово. Это как аттракцион. Было очень похоже.
Весь следующий день Джонкина занималась физическими упражнениями, восстанавливая форму. Когда к вечеру осьмирук крепко уснул, она надела набедренную повязку, взяла одну из ладоней и положила ее в опустевшую сумочку из-под энегтабов. Потом отправилась в путь. К рассвету она была на корабле.
Рука, которую она везла с собой, была незаменимым оружием, которое стоило бы применить в некоторых деликатных целях. Руку невозможно уничтожить. Она будет находить кого нужно, хватать кого нужно, держать кого нужно и тащить куда нужно. Такую руку можно применить даже для президентского переворота, чтобы захватить власть в какой-нибудь маленькой стране. А можно просто продать за кучу миллионов. Если все обойдется, – решила Джонкина, – это станет моим последним полетом. Обоснуюсь где-нибудь в диком месте и буду охотиться на носорогов или слонов. Отличная старость. Она крепко уснула, даже не приняв секс-таблетки – эротики ей уже было достаточно. Ей снились пластилиновые облака над каменными валами, снилось что-то из детства, брошенное на экран настоящего – какие-то драки и разборки из-за денег. Родина, детство и деньги – что может быть лучше? От всего этого было так тепло, что она стонала во сне.
Ровно в полночь по корабельному времени рука выползла из сумочки, заперла Джонкину в каюте и долго бегала по клавиатуре, программируя компьютер на безопасное возващение к Земле. Потом написала прощальную записку, открыла шлюз и выпорхнула в открытый космос. В записке была только одна фраза: «Милая, обещаю продержаться миллиард».
Джонкина спала как дитя и проснулась лишь тогда, когда первые предупредительные снаряды службы недопускания начали стучать в обшивку. Ей так и не удалось выйти из каюты. Солдаты-недопускальщики вскрыли стальную дверь, вытянули Джонкину, трижды изнасиловали, били головой о мебель, потом засунули в холодильник, вытащили, убедились что жива и облили кипящим маслом. Потом бросили в клетку к бортовому леопарду, которого специально держали для плановых экзекуций. Но леопард отгрыз только ноги.
И добрые, но далекие звезды сияли сквозь большие иллюминаторы корабля.