Особенная семья
Шрифт:
Лайам вздохнул:
– Никогда не видел Колма в таком состоянии. У него раньше никогда не было истерик и приступов гнева.
Анна покачала головой:
– Это не истерика. Это самоутверждается взрослый человек. Колм попробовал делать многие вещи, и ему понравилось. Не вижу в этом ничего плохого.
– Я с этим не согласен! Я боюсь, что ему будет больно.
– Ты уже говорил. Иногда каждому из нас бывает больно, Лайам. Я не могу тебе обещать, что с Колмом этого не произойдет. Но это не повод держать его взаперти. В данной ситуации он прав,
– Я знаю, что был не прав вчера и напрасно обвинил тебя. Я знаю, что это не ты сказала Колму, что он может переехать отсюда и жить отдельно. Я собирался позже позвонить и попросить тебя вернуться.
– Вернуться и продолжать работать с Колмом. Но для чего? Я не хочу ссориться, Лайам, но правда, что хорошего в том, что я вернулась бы и продолжала работать с Колмом, если ты всеми силами пытаешься сохранить существующее положение вещей? Ты сам причиняешь ему боль! Он учится, узнает, что способен на большее, только для того, чтобы обнаружить, что ты этого не хочешь.
– Все не так, Анна. Это несправедливо. – Лайам не знал, как объяснить ей свои чувства. Он и себе-то их не мог объяснить. – Я хочу, чтобы Колм мог развиваться и идти вперед так далеко, как сам захочет.
– Ты всерьез?
Он видел сомнение в ее глазах и ненавидел себя за то, что сам был его причиной.
– Мне это не нравится, но я говорю всерьез. Хотя насчет переезда я не уверен. И мне не нравится, что к нему приставали на работе. Анна, я совсем запутался. Я не знаю, что делать, не знаю, что для него правильно. Дай мне немного времени.
– Прекрасно. Тогда считай, что я уже вернулась. Скажи Колму, что я приеду завтра, как мы раньше и планировали. – Она двинулась обратно к машине.
– Анна, погоди, – окликнул ее вслед Лайам. – Как же мы…
Несколько мгновений ему казалось, что она так и будет идти вперед, как если бы ничего не слышала. Но она все же обернулась – и Лайам почти пожалел об этом. На ее лице отразилась сильная боль.
– Не беспокойся, Лайам, никакого «мы» не существует.
– А что, если я хочу, чтобы «мы» были?
Она отрицательно покачала головой:
– Извини. Я не смогу пережить все это снова.
Он и вчера знал, что губит их отношения, но остановиться не мог.
– Послушай, мне очень жаль. Я не понимаю, почему это меня так задевает, но задевает же! Мне просто нужно время, чтобы приспособиться. Я напортачил, конечно, но…
Анна подошла поближе и взяла его за руку.
– Лайам, дело не в тебе, дело во мне. – Она не знала, как объяснить ему. В голову ничего не приходило. Она заметила неподалеку два потрепанных садовых кресла. – Знаешь, это как твоя терраса.
Лайам в недоумении поднял голову. Наверное, он неправильно понял.
– Моя терраса?
– Ну да. Помнишь, я тебе говорила, что еще в первый приезд к вам испытала острую зависть, и именно к вашей террасе?
Несмотря ни на что, он улыбнулся при этом воспоминании:
– Помню.
– Ну так вот, я мечтаю о террасе, и твоя вполне годится – ненадолго. Я имею в виду, посидеть на ней немного и понаблюдать за окружающей жизнью прекрасно, но кресла у тебя не слишком-то удобные. Они не предназначены для долгого использования. Они из тех, что складывают и убирают прочь, когда нужда в них отпала. Когда у меня появится собственная терраса, та, которая навсегда, мне нужно, чтобы она была удобная. Такая, чтобы можно было сидеть в креслах весь вечер и не уставать, чтобы не приходилось ерзать, пытаясь устроиться поудобнее…
Он наконец-то уловил аналогию.
– Тебе нужна белая плетеная мебель.
Она кивнула:
– Да.
– А я могу предложить тебе только жалкие шезлонги. – Неприятно, но приходится признать: он действительно всего лишь жалкий шезлонг, а такая женщина, как Анна, достойна белого удобного кресла.
– Лайам, я рассказывала тебе о своей маме и ее вечном поиске единственного мужчины. Единственной истинной любви. Я видела, как она работает над отношениями. Я видела, как она пытается измениться ради них. Я видела, как она пытается изменить его. Ни то ни другое не работает. Я давно решила, что не буду искать идеальную любовь, любовь на всю жизнь. Я не хочу менять тебя и не готова меняться сама ради тебя. Я думаю, лучше всего признать, что мы не предназначены для чего-то большего, чем пережитый нами короткий эпизод.
– А еще ты хочешь белое кресло.
– Да.
У Лайама не осталось никаких аргументов. Анна Чепел считала, что хочет лишь удобных, комфортных отношений, которые прекращались бы сразу, как только переставали быть удобными и комфортными. Она утверждала, что не верит в настоящую любовь. Но Лайам понимал, что на самом деле Анне нужен партнер, который смог бы полюбить ее телом и душой, – и никак не меньше. Она была создана именно для таких отношений, хоть и не искала их. Лайам знал, что когда-нибудь она встретит свою настоящую любовь. Иначе и быть не может. Она слишком хороший человек.
И поскольку Лайам, в отличие от нее, понимал все это, он не стал спорить. Он просто сказал:
– Прекрасно. Но для Колма ты вернешься?
– Да. – Она снова направилась к машине, затем еще раз обернулась и сказала: – А насчет… ладно, извини, жаль, что так вышло.
– Мне тоже жаль, Анна.
Лайам был почему-то уверен, что ему не удастся избавиться от сожалений в ближайшее время… а может быть, и никогда.
Еле переставляя ноги, он поднялся по лестнице и постучал в дверь Колма.
– Можно войти?
– Да. – Колм сидел на постели.
Лайам оглядел комнату и вдруг понял, что здесь почти никогда ничего не меняется. На книжных полках, как всегда, выстроились фигурки из «Звездных войн» (у Колма их была целая коллекция) и игрушки. Под кроватью пристроились коробки и ведерки с «Лего». По виду комнаты несложно было поверить, что Колм все еще ребенок.
Но Лайам взглянул на Колма и понял, что это не так.
Лицо Колма в точности отражало его собственное лицо, но было более счастливым. И невинным.