Особенности содержания небожителей
Шрифт:
Три поклона: первый небесам, второй родителям — на место предков Юншена мои сильно умные домочадцы усадили А-Лея, что было в некотором смысле логично, — и третий поклон друг другу. И все, считай, женаты. Дальше можно праздновать.
Гостей собирали наспех, а развлекать их все равно положено по обычаю. То есть показывать удаль и образованность жениха, а также благородные умения невесты. И как ни странно, Юншен вполне справлялся со своей задачей — читал какие-то возвышенные стихи, рассказывал поучительные истории, а пару раз и вовсе вплел в разговор местный аналог анекдотов. Так что гости,
— Прекрасная дева Янли, усладите наш слух музыкой, — вылезла тетушка Цин, обращаясь ко мне. Ах ты ж, гадина ядовитая! Что, А-Лей не успел отдать ей шкатулку с компроматом на наследника Лу? И она так мстит за невнимание? Или просто змеиная натура не позволяет не жалить даже тех, от кого вздорная баба в данный момент зависит? Ведь знает, мымра крашеная, что гуцынем я могу разве что по голове кому-нибудь сыграть, причем желательно ей самой, а флейту вставить… в одно место.
— Достопочтенная госпожа Фен, — снова вызвал на себя огонь Юншен, — Янли недавно настигло проклятье, и она еще не успела полностью от него оправиться. Позвольте в этот торжественный день мне взять на себя ее обязанности.
— Юноша Тан, — с сомнением глянула на него тетушка…
— Ох, вы мне льстите, достопочтенная госпожа Фен, — внезапно звонким колокольчиком рассмеялся заклинатель, заставив всех завороженно слушать его смех. — Давно меня не называли юношей. Лет сто как…
Тут прифигела даже я. Похоже, не только я одна, но и все остальные забыли, что не зря заклинателей называли бессмертными. Вот тебе и дите… Хотя кто ему айболит, если выглядит он подростком? Да и ведет себя местами так же. Не буду об этом думать.
Играл он хорошо, хотя, на мой вкус, местные мелодии слишком тягучие, унылые и маломелодичные. Но на вкус и цвет, как говорится. К счастью, струнным концертом можно было завершить обязательную часть программы, и я с чистой совестью изобразила, что почти падаю в обморок от усталости. Жаль, занавеску с лица снимать было нельзя, а то тетушка так и не полюбовалась на мою кровожадную ухмылку. В сочетании с белой от постоянного контроля ци и усталости физиономией — она бы это зрелище надолго запомнила…
— Уф! — Слава богу, в дом за нами никто не потащился, и я первым делом плотно задвинула двери, сдирая с себя красную тряпку. — Наконец-то!
— Тебе так не терпелось остаться с мужем наедине? — с лукавой улыбкой поинтересовался Юншен, вытаскивая из своего аккуратного пучка золотые заколки, которые я для него отодрала от золотого горшка невесты. А что, жених тоже должен выглядеть богато, на нем же занавески не было.
— Еще бы! Раздевайся. У нас в программе иглоукалывание, потом ванна, потом ужин, а потом…
— А потом? — Идеально очерченная бровь чуть приподнялась: кажется, кто-то уже заподозрил, что я имею в виду далеко не эротические игрища.
— А потом я иду на разведку к дому Чоу. Тянуть больше нельзя, генерал Фен на свадьбе шептался с папенькой, что через три дня должна быть помолвка и, если его девочки не определятся, он сделает это сам.
— Даже ради первой брачной ночи не прервешь работу… Мне уже себя жалко, — покачал головой Юншен.
— Ничего,
— Только попробуй, — серьезно посмотрел на меня заклинатель.
— Ну спи без снотворного, тебе же хуже. — Набор иголок лег на край кровати. — А чего стоим, кого ждем? Сегодня у нас по плану лапы, в смысле ноги.
— Ты безумно нетерпелива, жена моя, — ответил Юншен чуть громче обычного, а потом создал на кончике пальца завихрение ци и метнул его в сторону двери. И тут же попытался осесть на пол алой грудой шелка.
По бамбуковой перегородке прошлись маленькие фиолетовые молнии, а за дверью раздались испуганные девичьи охи.
Вот гуй! То ли мужа ловить и поднимать с пола, то ли поганок догнать и в задницы им иголок навтыкать. Дилемма.
— Больше нам не помешают, — голосом умирающего лебедя остановил меня Юншен. И попытался соскрести себя с пола.
— Лежи уже, несчастье в красном, — сердито велела ему я. И вопреки собственным словам подхватила тощее тело под мышки, затаскивая на кровать. — Тебе и правда снотворное не понадобится. Чем ты думал, а? Небось решил, что не отпустишь на разведку в одиночестве? И как ты собирался меня сопровождать?
— Никак, — спокойно выдал этот… с неожиданной силой прижимая меня к себе и надавливая на две точки чуть выше лопаток.
— Ах ты, гад! Притворялся?! — выругалась я, чувствуя, как тело разом отказывается повиноваться и растекается киселем. Сначала меня охватила паника: оказаться беспомощной в руках пусть уже и не совсем чужого, но все же местного мужчины было для меня чуть ли не главной фобией. Но в голове очень вовремя всплыли мысли о моей главной защите — рабской печати. Не будь ее, наверное, я бы все же сбежала. Если б намерения Юншена были недобрыми, он бы уже корчился на полу от боли. Это трудно объяснить словами, но свою роль сыграл еще и наш постоянный обмен ци. Я просто чувствовала, что он не сделает ничего, что мне по-настоящему не понравится. Но все равно, отольются ему потом мои умершие в эти несколько секунд нервные клетки…
— Сегодня мы никуда не пойдем. Иголки, ванна и лечение — все утром. Даже если ты не намерена отдать мне супружеский долг, то я обязан позаботиться о том, чтобы ты как минимум нормально выспалась и восстановилась, — спокойно объяснил коварный заклинатель, укладывая меня на подушку. — Извини, я расстегну платье и сниму обувь. Больше ничего не трону… Спи, моя маленькая хули-цзин.
— Кто из нас лиса — еще два раза посмотреть! — Я пыталась бороться с накатывающей дремой.
— Спи, жена. Не провоцируй. У меня больше ста лет женщины не было, а ты тут обнаженными ступнями сверкаешь. Бесстыдница. Где твои носки? Замерзнешь… — Он встал с кровати, прошел за ширму и вернулся с шелковыми чехлами, которые тут выдают вместо портянок. Надел один на меня, погладил… взял вторую ногу и неожиданно прижался губами к подъему ступни. Я ойкнуть не успела, как второй носок был уже надет, а сам заклинатель лежал на своем месте с закрытыми глазами и в такой благопристойной позе, словно не он только что занимался наглыми домогательствами.