Особист
Шрифт:
Скоро светать начнёт. Удалился я километров на десять и проехал пару армейских летних лагерей, когда меня обстреляли с опушки леса. Работал пулемёт. В лобовом стекле образовалось два отверстия, а я почувствовал удар в грудь. Одна пуля пролетела мимо, а вторая попала. Мне хватило сил, зажимая рану и давя на педаль газа, доехать до ближайшего армейского лагеря, где, судя по силуэтам орудий, стояли артиллеристы. Подъехав к КПП и открыв дверь, я прохрипел подбежавшему часовому:
– Я из будущего, утром двадцать второго июня начнётся война…
Что было дальше, не помню, вырубило, и, похоже, надолго. Я ещё хотел добавить про польских бандитов, что в машине трофеи с них, но не успел. Как бы не добили, найдя сидор с документами бойцов и командиров РККА. Моё генеральское удостоверение ещё поди отыщи, оно в носке на левой ноге спрятано, голенище крепко держит. Ещё и форма майора НКВД и того бойца-водителя на заднем сиденье под грудой вещей. Хм, плохо может быть…
Не знаю, сколько я находился в беспамятстве, кажется, периоды прояснения сознания были, но кратковременные. Вроде бы мне задавали вопросы, я что-то отвечал, бормоча, но что именно, в памяти не сохранилось. Одно радовало – не добили, выжил! Интересно, я в Москве?
С некоторым трудом открыв глаза, я стал изучать белёный потолок. Состояние было так себе, всё приходилось делать с усилием. Слегка ныла грудь, но то, что лёгкие целы, я знал, пуля попала в плечо и вышла в районе лопатки. Когда я к своим гнал, то изредка сплёвывал слюну на ладонь, и она была чистая, без розовых вкраплений крови. Так что точно говорю – лёгкие не зацепило. Еще хорошо, что пуля навылет прошла. Рану на спине я закрывал, прижавшись к сиденью, а на груди – рукой, чем заметно снизил кровопотерю. Возможно, это и помогло доехать до своих. Жаль, дальше сознание потерял, не успел информацию нужную передать. С трудом подняв правую руку – ранение было в левое плечо, – я ощупал себя. Лежу обнажённый, под простынёй ничего, на груди плотная повязка. Живой – уже приятно. Похоже, в палате я оказался не один, рядом скрипнула койка, и я услышал вопрос на вполне чистом русском языке, хотя что-то в нём было не так:
– Хой, парень, очнулся?
С натугой повернув голову, я посмотрел на неизвестного в полосатой пижаме, рядом с койкой которого располагалось окно, забранное решёткой. Это был плотный парень лет двадцати пяти, русоволосый, с рукой в гипсе и старыми следами синяков на лице. Закончив осмотр, я сухим горлом прохрипел:
– Где я? Какой сейчас день?
Рана тупо ныла, и даже попытка пообщаться отдавалась болью. Парень молчать не стал и сообщил:
– Это тюремная больничка в Минске. Сейчас шестое июля.
Та информация, что я смог собрать, прояснила ситуацию. Видимо, меня посчитали диверсантом и отправили в тюремную больницу, хорошо хоть прооперировали и перевязали. Ну и то, что Минск уже под немцем, я тоже теперь знал. Когда его сдали, мне известно. Вон, даже канонады не слышно – значит, наши далеко удрали. Делаю вывод, что сейчас вокруг немцы, возможно и сосед мой из них. Да точно из них. Интересно, он будет меня играть, пытаясь вывести на чистую воду? В это время сам сосед дошёл до двери и постучал – видимо, та запиралась снаружи. Потом он что-то пошептал в открывшееся окошечко и вернулся к своей койке. Окошко закрыли, и уже через минуту дверь, щелкнув замком, открылась, а в палату вошли трое. Играть, похоже, меня не собирались, один из гостей был в форме офицера гестапо – я даже удивился, почему именно эта служба, – а вот двое других – явно русские, врач и медсестра, видимо, медперсонал немцы заставили работать на себя. Те испуганно поглядывали на офицера. Гестаповец сразу же начал задавать вопросы на немецком, но я мог только хрипеть, меня мучила сильная жажда. Медсестра меня напоила – вся вода из поилки ушла, – после этого можно было и пообщаться. Правда, сначала гестаповец дождался, когда врач меня осмотрит и уйдёт, после чего продолжил опрос. Пришлось отвечать:
– Вторая рота первого батальона «Бранденбург-восемьсот». Рядовой Бизоев. Выполнял задание, попал под обстрел ночью, что дальше было – не помню.
Тут дверь снова отворилась, и вошли двое в форме НКВД. У обоих халаты наброшены на плечи. Тот, что имел кубари старшего лейтенанта в петлицах, сказал гестаповцу:
– Спасибо, Егор, дальше мы сами.
«Гестаповец», молча козырнув, покинул палату, я же, мысленно костеря себя – такой дешёвый развод! – внимательно осмотрел обоих сотрудников НКВД. Нет, не узнаю их. Хотя если я в Минске, то играют меня уже немцы, тогда не удивительна молчаливость «гестаповца», тот мог и не знать русского. Так что будем играть в молчанку. Хотя один вопрос задать можно. А лучше два:
– Война началась? И где я в действительности нахожусь?
– Война началась, и ваши германские армии несут большие потери, – ответил всё тот же старлей, второй, у которого были шпалы капитана, то есть тот лейтенант госбезопасности, всё ещё молчал. – Вы находитесь в больнице города Минск.
Этим он расставил точки над «i». Играли меня немцы. Поэтому дальше я общаться отказался. Полчаса они пытались надавить на меня, но без силового воздействия – кстати, сосед не уходил, слушал внимательно, – а потом вернулся гестаповец, всё же, похоже, настоящий, и сообщил:
– Ваши данные будут проверены по спискам батальона «Бранденбург», а пока отдыхайте и лечитесь.
Когда те ушли, сосед сказал:
– Знаешь, я был уверен, что ты русский. Из диверсантов. Хотя для диверсанта у тебя возраст неподходящий. Проверили, вроде действительно свой. Скоро проверят по архивам, узнают, точно ты наш или нет. Я сам из другой роты. Жаль, мы друг друга плохо знаем, опознать тебя не могу. Сам я в плену оказался, когда мы устроили налёт на штаб одного из корпусов Советов. Крепко нам тогда досталось. Половину ребят потеряли, а я раненым в плен попал. Остальные вроде как успели отойти. Потом наши захватили Минск и нас освободили. Сам я из Белостока родом, а ты откуда будешь? Вроде не украинец?
– Чеченец. Меня ещё в сороковом завербовали.
– Ясно.
– Что там с войной, как началась? Мы действительно в Минске?
– Началась так, как запланировано, – оживился сосед. – Советы так драпали, что мы Минск на шестой день взяли, тут сейчас глубокий тыл. Сейчас наши войска осадили Могилёв и добивают окружённых на Белостокском выступе. Ничего, скоро очистим эти земли, будем править. Я себе уже присмотрел деревеньку, мне за ратные подвиги её пообещали.
Пока тот описывал красоты своих будущих владений, вернулась медсестра с подносом – нам принесли ужин, снаружи, оказалось, уже вечер властвовал. Манной кашей на молоке она кормила меня сама, с ложечки. А хорошо немецких солдат снабжают. Сосед сам поел, правая рука у него вполне целая. Я же, поужинав и попив несладкого чаю, лежал и размышлял. Желудок немного бесился, видимо за три недели впервые еда попала в него, ещё в пот бросило, но вроде не критично. Стоило обдумать, что делать дальше. То, что я в глубокой заднице, было понятно и так, но нужно найти выход! Интересно, а куда дели моё генеральское удостоверение? Оно одно указывает на моё прибытие из будущего. Так проще сообщить, чем объяснять, что такое параллельные миры. Также хотелось бы знать, что написано в моём личном деле задержанного, которое наверняка завели. Думаю, оно тоже досталось немцам. В общем, пока ничего не ясно и не понятно. Кстати, температура спала после ужина, сил поднабрался, помогла калорийная пища, я даже смог сесть на койке. Голова от этого сильно кружилась, но ничего, терпимо. Привыкая к вертикальному положению, я прикидывал, сколько у меня есть времени. Если поторопится местное СД, проверяя меня, через сутки-двое уже будет знать, что рядовой Бизоев действительно числится в той роте, да и данные командиров я назвал правильно, что, видимо, и сняло подозрения. Работая в параллельном мире, я изучал списки этого батальона, который в сороковом был переформирован в полк. Единственный чеченец в рядах привлёк моё внимание. Он уже служит, у нас он пропал без вести в сентябре на Брянщине со всей группой. Я не знаю, где сейчас Безоев, и в ответ на запрос могут сообщить, что тот жив и находится на задании. Да ещё внешнее описание дадут, а тот реальный кавказец. Это я типичный русак, сообщивший, что гены такие и на кавказца поэтому мало похож. А вообще-то я чеченский князь, у которого мать русская дворянка, и в рядах батальона добываю справедливость. Ну, и остальная муть… Конечно, версия придумана наспех, так и времени подобрать более серьёзную у меня не было. Да ещё состояние такое, что мысли плавают.
Ночью, когда сосед спал, я стал изображать судороги, с пеной изо рта. Тот всё же проснулся от шума. Включив свет, бегло меня осмотрел и стал стучать в дверь. Вскоре прибывшие врач и медсестра быстро зафиксировали мою тушку и начали спасать. Изображать эпилепсию я научился ещё в том мире, так что боролись за мою жизнь серьёзно. Наконец справились, и, похлопав глазами, я спросил:
– Что это было?
– У вас случился эпилептический приступ, – устало вздохнув, сообщил врач, пока медсестра развязывала меня.