Особняк у реки забвения
Шрифт:
– Почему ты так решила? – насторожилась Ирина.
Ольга усмехнулась:
– Вижу. Так выглядит лицо после пластической операции.
Ирина нахмурилась и качнула головой:
– Ты ошибаешься.
– Брось, – небрежно проговорила Ольга. – Меня можешь не бояться. Я не собираюсь трепать языком.
Ольга скинула туфли, подняла ноги на кресло и обхватила колени руками. Некоторое время в номере царила тишина. Сигарета тихо дымилась в ее пальцах, но женщина, похоже, забыла про нее.
– Тяжело жить, – пробормотала вдруг Ольга, глядя перед собой. – Очень тяжело. Иногда мне кажется, что умереть было бы легче.
– Не говори глупости, – сказала Ирина. – Жизнь такая, какой мы сами ее делаем.
Ольга затянулась и медленно покачала головой:
– Не знаю… Понимаешь, порой у меня возникает ощущение, что все вокруг – сон. И что на самом деле я давно уже умерла, только не заметила этого.
Она взглянула Ирине в глаза и вдруг произнесла напряженным голосом:
– У меня неприятные предчувствия. Когда я переодевалась, мне показалось, что кто-то подглядывает за мной в окно.
Ирина почувствовала, как быстро забилось у нее сердце.
– Но ведь наш номер на втором этаже, – дрогнувшим голосом сказала она.
Ольга вздохнула:
– Я знаю. И под ним нет никакого балкона. Но ощущение было таким… острым, что я даже задрожала. Не знаю… Наверное, во всем виноваты нервы. – Она ткнула окурок в пепельницу. – Давай еще по одной?
– Давай.
Ольга вновь наполнила бокалы.
– Честно говоря, меня все это пугает, – добавила соседка, отпив глоток.
– Ты о чем? – не поняла Ирина.
– Пансионат среди леса… Дикость какая-то! А гад тьютор еще забрал у нас мобильники. Как думаешь, это правда?
– Насчет мобильников? – Ирина пожала плечами. – Не знаю.
Ольга сокрушенно взглянула на свой бокал.
– Я мало кому рассказываю… Знаешь, когда я была маленькая, мне гадалка нагадала, что я умру в двадцать девять лет.
– А сколько тебе сейчас?
Ольга усмехнулась:
– Двадцать девять. Порог тридцатника. Практически старость. Как подумаю – в дрожь бросает. – Женщина вздохнула и горько улыбнулась. – Что-то я совсем расклеилась. Ладно, давай еще по одной, и я отправлюсь на боковую. Сегодня был тяжелый день.
– Да, давай.
Ольга взялась за бутылку, но тут со стороны леса донесся пронзительный и страшный звук – не то вой, не то хохот.
Обе женщины в страхе уставились на темное окно.
– Ты слышала? – дрогнувшим голосом спросила Ольга после паузы.
– Да, – хрипло прошептала Ирина.
– Что это?
– Какой-то зверь… Или птица. Наверное, сова. Я слышала, что совы смеются по ночам.
– Не смеются, а рыдают, – каким-то странным голосом поправила Ольга.
Ирина взглянула на нее недоуменно:
– Рыдают?
Ольга кивнула:
– Да. Оплакивают самоубийц. Мне когда-то тетка рассказывала. Дурацкая легенда, правда?
– Правда.
Ольга вымученно улыбнулась.
– Надеюсь, у нашего доблестного Ханта есть при себе оружие, – с наигранной веселостью проговорила она. – Если нет, то я разыщу в лесу дубину и буду спать с ней в обнимку.
7
Ночь была удивительно тихая. В неподвижном воздухе висел легкий грибной запах. Максим лежал навзничь на холодной мокрой траве, раскинув руки. Вставать он не спешил: надо сперва разобраться, всё ли у него цело.
Мысли фокусировались медленно. Он стал осторожно двигать руками и ногами. Боли не было, тело подчинялось. Кости, кажется, не сломаны.
Максим вздохнул и приподнялся.
На небе висела ущербная луна. На границе деревьев и лужайки сгрудились тени. В полумраке трудно было что-либо как следует разглядеть. Валяющийся в двух метрах от Максима разбитый мопед в призрачном освещении показался ему каким-то фантастическим чудовищем, прилегшим отдохнуть и поглядывающим на Максима большим, зыбко мерцающим глазом.
Максим потрогал голову и поморщился от боли. На затылке вскочила огромная шишка.
Подул легкий ветер, и из травы взмыли кверху светлячки. Максим поднялся на ноги и тихо застонал от колокола, ухнувшего в голове. Шагнул к мопеду, но тут же споткнулся о какой-то предмет и чуть не упал. Нагнувшись, осторожно потрогал то, что попало ему под ноги. Это была его собственная сумка, набитая вещами.
Максим взял сумку, добрел до мопеда и осмотрел его. Легкий мопед превратился в груду покореженного металла. Максим вздохнул и огляделся.
Надо было убираться отсюда, и побыстрее. Максим отвел взгляд от останков мопеда и, спотыкаясь, побрел по грунтовой дороге. Впереди чернел мрак. Максим не знал, в правильном ли направлении идет, и это сильно тревожило его.
Еще несколько шагов – и походка Максима выправилась, а глаза привыкли к подсвеченной лунным светом темноте.
Минут двадцать он шел по грунтовой дороге, с досадой думая о том, что теперь придется преодолеть пешком черт знает сколько километров. В его-то состоянии! Еще, чего доброго, разойдутся швы… Что тогда прикажете делать?
А ведь в лесу могут водиться дикие звери. Волки, например. Говорят, эти твари способны учуять кровь за десять километров. Что, если один из швов на теле Максима действительно разойдется и сквозь рубашку просочится кровь?
Максим опасливо глянул по сторонам и заставил себя усмехнуться. Глупости. В наше время в лесах совсем не осталось зверья. Разве что какие-нибудь безобидные кролики… И то вряд ли.
Молодой человек остановился, чтобы поправить на плече сумку, и собрался идти дальше, как вдруг тишину леса пронзил отчаянный вопль. Кровь застыла в жилах, а на лбу у Максима выступила холодная испарина. Вопль сменился визгливым хохотом, и этот хохот – жуткий, нечеловеческий – холодком пробежал вдоль позвоночника Максима и, достигнув копчика, потребовал посещения туалета.