Особняк
Шрифт:
Кулагин вышел из кабинета. Никого. Он брел по пустому коридору, и ему было горько: крысы бегут с корабля, обнаружив малюсенькую течь, - у него эке была внушительная пробоина. Вот и делай людям Добро, думал он, и его гулкие шаги раздавались в пустоте здания заупокойной мессой.
Какое-то механическое гудение на первом этаже привлекло внимание шефа. Он спустился. В дальнем конце коридора уборщица
За столом администратора охранник разгадывал кроссворд.
– Ну...
Охранник вскочил.
– А ты чего сидишь? Чего не сбежал?
– Не понял, Анатолий Степанович... Это мое рабочее место. Я должен быть здесь безотлучно. Напарник пошел в бистро напротив.
– Кого ж тут охранять? Все сбежали. Крысы.
– Куда сбежали? Ушли. Конец рабочего дня.
– Охранник кивнул на часы, потом полистал регистрационный журнал.
– Нет. В компьютерном центре информации еще двое сидят.
Кулагин вдруг рассмеялся. Он хохотал все громче и громче. Заразительней. Не поняв почему, охранник тоже захохотал. К ним присоединилась уборщица. Было похоже, что кто-то развязал мешок со смехом.
– Ко... ко..нец ра... рабо...чего дня...
– начал задыхаться Кулагин.
Охранник опомнился первым, трясущимися руками налил в стакан воды и, стуча им по зубам шефа, влил глоток-другой Кулагину в рот.
– Вызови машину, - приказал Анатолий Степанович, успокоившись. Когда машина стала у дверей, велел шоферу гнать в Калачковский.
Кулагин умел проигрывать. Он давно уже усвоил, что даже из проигрыша нужно постараться извлечь как можно больше пользы. А потому, встретившись с жильцами строения No 2, не стал больше темнить, начал с признания ошибок.
Да, ошибся. Да, не учел. Да, действовал грязными методами. Но он оставляет их в покое в обмен на материалы, изъятые из офиса. Судебная тяжба никому не нужна, а друзья по цеху никогда не дадут ему утонуть, слишком со многими он связан. Если будет судебное разбирательство, он, Кулагин Анатолий Степанович, отделается легким испугом, тогда как они, жильцы, истратят на тяжбу остаток жизни.
Губерману очень хотелось зацепить этого лощеного супера в дорогом костюме, но видит око, да зуб неймет: он прекрасно сознавал правоту коммерсанта.
– Вот что, господин Кулагин, нечего тут перед нами разливаться соловьем, - решительно сказал Краузе.
– Хотите иметь чистую биографию и свернуть свой бизнес легально, даем вам полгода.
Семен Семенович передал Реброву, а тот дальше по ряду пожелтевшую фотографию.
– Что это?
– спросил Кулагин.
– Строение No 2 по Калачковскому переулку. Ваша фирма спонсирует реставрацию и капитальный ремонт, воссоздает первоначальный облик здания, а мы возвращаем вам вашу бухгалтерию. Никаких дополнительных условий. Капитуляция. Все бумаги от имени жильцов примет у вас господин Ребров.
– Мы имеем честь сообщить собранию, - заявил Серж Воронцов, - что берем на себя расходы по изготовлению мраморной доски на фасаде. У вас, кажется, так принято. Из каррарского мрамора.
– Вот видите, заграница вам поможет, - усмехнувшись, поглядел Ребров на Кулагина.
– А гарантии?
– спросил Анатолий Степанович, получив рассрочку.
– Слово дворянина...
– выдал Дмитрий Дмитриевич Воронцов, старый большевик, непримиримый борец за восстановление Советского Союза, на Дух не переносивший демократов.
Если в Канаде, в южных провинциях, к примеру, или в США высадить куст жасмина и долго и упорно поливать, наверное, что-то вырастет. Но уверяю вас, такого запаха Родины вы не получите. То ли почва у них другая, то ли бедны юмором, но не имеют асе американцы своей кухни. Имеют ирландскую, итальянскую, еврейскую, китайскую, а из американских - хот-дог. Так не понять им людей, ныне живущих в городе Москве, проблем, условий и отношений друг с другом. Не понять, почему что-то можно сделать без денег, за просто так, почему можно подобрать кошку, предварительно не обсудив это со своим адвокатом. Суждено или не суждено было сбыться этому плану, судить москвичам. Побродите в районе Остоженки Пречистенки, посетите значительно урезанную гениальными музыкантами территорию Зачатьевского монастыря. Может, и найдете хорошо отреставрированное строение No 2, в котором, вот странно, не фирма размещена, а живут люди.
Простые.
Мы с вами.