Особое задание
Шрифт:
— Смотрите: шоссейная дорога от самой станции идет строго на север к лесу, — острие карандаша вернулось к спрутику и снова уверенно поползло вверх к зеленой кромке леса. — В полутора километрах от станции, начиная от развилки дороги, что ведет к селу Кршивице, по обе стороны шоссе прямо в лесу сложены огромные штабеля снарядов, патронов, мин, авиабомб. Штабеля сложены не только возле самой дороги, но и в глубине леса, метров на триста от дороги. Лес усиленно охраняется и, само собой, дороги перекрыты и недоступны для населения. Сведения самые достоверные. — Вовес очеркнул на карте примерные границы складов, аккуратно
— Откуда вы получили эти сведения? — спросил я, пряча карту в карман.
— Брат жены живет в Тыниште. Он шофер. Недавно станция была забита эшелонами с боеприпасами. Немцы не справлялись с разгрузкой. Все автомобили были мобилизованы, и шурин три дня возил ящики в лес.
— Не могли бы вы сами съездить в Тыниште и выяснить систему противовоздушной обороны станции и складов, а заодно уточнить все сведения о складах? — попросил я.
Вовес на минуту задумался, как бы прикидывая что-то в уме, потом решительно заявил:
— Думаю, что завтра к вечеру успею вернуться и привезу все, что требуется.
Я горячо поблагодарил Вовеса и одел пальто, собираясь уходить.
— Одну минутку, — задержал меня Вовес. — Хочу сделать вам одно замечание. Только прошу понять меня правильно. Ваша экипировка… как бы сказать… не достаточно продумана и может вызвать совсем не нужный в вашем положении интерес к вам. Ваше пальто и костюм вполне подходящие, а вот рубашка… потом: отсутствие галстука и расстегнутый воротничок в эту пору года… Здесь это не принято и обращает на себя внимание. Я понимаю, конечно, что вы живете не в первоклассном отеле, а в лесу, но вам часто приходится бывать среди посторонних людей. Поэтому я позволю себе предложить вам несколько рубашек и галстуков к ним. Нет, нет! Не вздумайте спорить. Моя безопасность теперь зависит от вашей безопасности, от вашей осторожности. Рубашка — мелочь. Но обычно из-за упущенной мелочи бывали провалы.
Провожая, Вовес провел меня по замковому парку. В самом дальнем углу парка подошли к маленькой калитке в замковой стене. Толстая железная дверь с огромным старинным замком покрыта пластами ржавчины. Видно, что этой калиткой люди не пользовались долгие годы. Вовес вынул из кармана большой замысловатый ключ и с большим трудом открыл калитку.
— Каждую ночь эта калитка теперь будет не заперта. Это на всякий случай, — сказал он. — Вот там дальше, у стены, сделана насыпь. По насыпи можно взбежать на стену и, спрыгнув со стены, — там всего метра три высоты, — оказаться за пределами замка. Сразу за стеной — овраг. По нему можно выйти к кладбищу. Это тоже на всякий случай, — добавил он, усмехнувшись. — Следующую встречу можно провести в замке же, пока вы здесь не примелькались.
В лице штабс-капитана Милослава Вовеса мы приобрели очень ценного, опытного помощника. Много неоценимых услуг оказал нам он впоследствии. В квартире Вовеса несколько дней работала радистка Майя Саратова. Имея громадные связи, Вовес доставал для нас и наших помощников любые бланки документов, проездные билеты, пропуска, предоставлял для отряда продовольствие. Мы очень дорожили этим помощником и оберегали его. Никто, кроме Франтишека Гашека, не знал о связи Вовеса с партизанами.
Рассказ Вовеса о почтальоне Дроботы мы решили проверить самым тщательным образом. Еще не достаточно хорошо зная Вовеса, я допускал мысль, что
В тот же день я встретился с Ольгой Лошановой и завел с ней разговор о Дроботы. Саша Богданов имел такой же разговор с крестьянином Ирасеком из села Добжиков, Иван Сапко отнес записку о Дроботы в «почтовый ящик» Гашека.
Все — и Лошанова, и Ирасек, и Гашек — иначе не называли Дроботы, как «мерзавец» и «предатель», и, хотя разными словами, высказали одну мысль о том, что этот негодяй, как дамоклов меч, навис над головами истинных патриотов Чехословакии.
Участь предателя была решена. Николай Попов и Петр Журов пошли днем в село Замрск и расстреляли негодяя…
Собранные Вовесом в Тыниште над Орлицей сведения были исчерпывающими. Еще несколько сложных вопросов разведывательного характера сумел для нас разрешить Вовес. Но даже и для него, умеющего синтезировать и обобщать крупицы отдельных, разрозненных данных и делать общий верный вывод, некоторые задачи были непреодолимы.
…Еще в середине февраля сорок пятого года войска 1-го Украинского фронта окружили на Одере город-крепость Бреслау с засевшим в нем крупным гарнизоном.
Попытка взять город с ходу окончилась неудачей, и войска 6-й армии генерал-лейтенанта В. А. Глуздовского, блокировавшие город, вели затяжные бои по уничтожению окруженной группировки.
Советское командование, стремясь избежать напрасных потерь, не предпринимало решительного штурма — конец войны был близок, и судьба города, так или иначе, была решена.
Гитлеровцы же, наладив снабжение и получение подкреплений по воздуху, надеялись каким-то чудом вырваться из окружения.
Штаб фронта приказал нам срочно выяснить, с каких аэродромов поддерживается гарнизон Бреслау.
Расположение нескольких аэродромов мы знали. Требовалось только уточнить, какие из них работают на Бреслау. Аэродромам в Пардубице, Градце Кралове, Езефове и Высоке Мыто было уделено самое пристальное внимание.
Пекарня Иозефа Смекала в городе Высоке Мыто пекла хлеб для немецких воинских частей. Каждый день Смекал доставлял партию свежего хлеба в столовую на аэродроме. В последнее время пекарня работала день и ночь. В больших количествах сушились сухари, упаковывались в мешки из плотной прочной бумаги и отвозились на аэродром.
Известно, что летчики «люфтваффе» предпочитают мягкий пшеничный хлеб и сдобу. Кому же предназначена сухарная продукция? Выяснить это мы поручили Смекалу… Рано утром, когда Смекал привез очередную партию и, стоя около фургона, ждал, пока рабочие аэродромной команды таскали мешки с сухарями на продуктовый склад, из дверей столовой вышел начальник — толстый интендантский фельдфебель.
— Как поживает пан офицер? — Смекал заискивающе улыбнулся.
Фельдфебель, скользнув взглядом по Смекалу, промычал нечто неопределенное.
— Не могу ли я угостить пана? — продолжал хозяин фургона. — У меня в кабине бутылка отличной сливовицы. Довоенная. Так и прожигает до самых пяток!
При упоминании о сливовице фельдфебель оживился.
— Нельзя на службе… — неуверенно проговорил он. — Разве что по рюмочке?..
Скоро в небольшой каморке около кухни шел целый пир. После каждой рюмки крепчайшей сливовицы лицо фельдфебеля все больше наливалось кровью.