Особые отношения (Не покидай меня)

Кеннеди Дуглас

— Господи Иисусе, ты что, бросалась на людей с топором?

— Вот именно. Но его сторона и впрямь расстаралась. Они представили меня в таком виде, будто я представляю опасность для общества. Да я сама виновата — сама осложнила себе жизнь…

— Это ты о чем?

— И я рассказала ей о своей воскресной загородной поездке, извинившись, что не посвятила ее в свои планы заранее.

— Это пусть тебя не беспокоит, — ответила сестра. — Хотя ты же знаешь, мне можешь рассказывать обо всем… в смысле, обо всем, меня не испугаешь. Тут дело в другом: у суда, по идее, это должно было вызвать сочувствие: ты просто не моглане повидать сына, разве это не проявление здорового материнского инстинкта, а? В конце концов, ты же не вломилась

к ним в три часа утра с пушкой двенадцатого калибра? Ты только постояла у калитки и посмотрела, так?

— Да… Но тут еще и другое: представлявший меня барристер был не совсем в курсе дела.

— А это еще почему?

Я рассказала о небрежной работе адвоката. Сэнди просто взбесилась:

— Где ты раскопала эту сволочь?

— Мне ее рекомендовал муж Маргарет Кэмпбелл…

— Эта та твоя подруга-американка, что жила в Лондоне, а теперь вернулась в Штаты?

Память у Сэнди была потрясающая.

— Ну да, она самая.

— Ну и друзья у тебя.

— Она тут абсолютно ни при чем, и ее муж тоже. Я сама должна была позаботиться…

— Так, все. Прекращай это, — остановила меня Сэнди. — Откуда, ради всего святого, ты могла хоть что-то знать о лондонских адвокатах по бракоразводным делам?

— Хм… зато теперь мне о них кое-что известно.

Поздно вечером раздался еще один звонок. Это был Александр Кэмпбелл.

— Надеюсь, время не слишком позднее, — сказал он. — Просто ваша сестра сегодня звонила Маргарет и рассказала ей, что произошло и как эта женщина… Вирджиния Рикс, верно? Как она безобразно себя вела. Я просто хотел сказать, что поражен до глубины души. На самом деле я просто в ужасе. Я намерен связаться с «Лоуренс и Ламберт» завтра утром…

— Я думаю, что уже поздно, Александр. Ущерб уже нанесен.

— Ущерб, за который я чувствую себя в ответе.

— Откуда вам было знать?

— Я должен был проверить, поговорить с другими лондонскими коллегами…

— Это я не должна была хвататься за первого попавшегося адвоката. Но… что сделано, то сделано.

— Что же теперь?

— Теперь… думаю, я потеряла сына, Маргарет тоже звонила в тот вечер, выражала сочувствие и тоже говорила, что чувствует свою вину.

— А как насчет оплаты? Они не ободрали тебя как липку, эти, с позволения сказать, юристы?

— Слушай, у тебя муж юрист — ты же знаешь, они всегда всех обдирают.

— Сколько с тебя взяли?

— Пока не знаю точно.

— Сколько?

— Предварительный гонорар был две с половиной тысячи фунтов. Но я уверена, что окончательный счет будет гораздо больше.

— И как ты собираешься его оплачивать?

— Из своих почти исчерпанных запасов, надо полагать. А как еще?

«Лоуренс и Ламберт» не заставили себя ждать и на следующее утро прислали счет. Я не ошиблась: они основательно вышли за пределы суммы задатка. К изначальным двум с половиной тысячам было добавлены еще тысяча семьсот тридцать фунтов. Было учтено все до мелочей, каждая трата, каждый расход — все было скрупулезно подсчитано и вставлено в счет. Потом мне позвонила Дейдри Пепинстер, лаконичная, как всегда:

— Одна деталь, которую мы не обсудили вчера — мне показалось, что с вас довольно плохих новостей.

О боже, еще что-то новенькое?

— Я просмотрела журнал учета земельных участков. Дом зарегистрирован на вас двоих.

— Ну, это как раз не так плохо, по-моему.

— Но вчера до начала слушания в суде мы поговорили с адвокатами вашего супруга. Похоже, он намерен продавать дом как можно скорее.

— А он может это сделать?

— В соответствии с законом, каждая из сторон может настоять на продаже и форсировать ее. Но продажа требует времени, а бракоразводный процесс может приостановить ее. Конечно, если бы вам удалось добиться решения о проживании ребенка с вами, совсем другое дело. В таком случае ни один суд не разрешил бы продавать дом, в котором вы проживаете. Но в теперешней ситуации…

— Я все поняла, — перебила я.

— Они кое-что предложили. Они хотят прийти к соглашению, должна заметить.

— В чем оно состоит?

— Э… Джинни Рикс сказала, что мы больше не представляем ваши интересы.

— Это чистая правда.

— Тогда я просто перешлю вам бумагу по факсу.

Факс пришел через

несколько минут — длинное письмо от адвокатов Тони, в котором говорилось, что их клиент подает на развод и в сложившихся обстоятельствах хотел бы проявить максимально возможное великодушие. Поскольку наш общий сын будет проживать с их клиентом, вопрос об алиментах на ребенка обсуждению не подлежит. А также, поскольку до переезда в Лондон я делала удачную профессиональную карьеру в качестве журналиста, их клиент настаивает на том, что и вопрос об алиментах жене обсуждению не подлежит. И наконец, поскольку их клиентом в дом вложено 80 процентов общей суммы, он может рассчитывать на получение 80 процентов суммы от его продажи (хотя, учитывая, что дом находился у нас во владении всего семь месяцев, вряд ли можно ожидать большой прибыли). Однако, желая проявить великодушие в этом случае, он предлагает следующее: если я не стану настаивать на продолжении проживания в доме, то после продажи дома получу не только двадцать тысяч фунтов (сумма, вложенная мной при приобретении дома), но еще и семь тысяч фунтов, истраченные за перестройку мансарды (это я полностью оплачивала из своих средств), плюс дополнительные десять тысяч «утешительных», плюс 50 процентов разницы, в случае, если дом удастся продать дороже. Если же я не соглашусь на это великодушное предложение, у них не остается другого выбора, как решать этот вопрос в суде, так что…

Я уловила суть. Соглашайся на наши условия, или потеряешь еще больше денег, оплачивая судебные издержки. Денег, которых у меня сейчас просто не было.

В этом безукоризненно вежливом, но, тем не менее, устрашающем письме мне все же давалась небольшая отсрочка: у меня имелось двадцать восемь дней на то, чтобы обдумать все и ответить, прежде чем воспоследует судебный иск. Это означало, что я могла дать себе маленькую передышку. Это утешало, тем более что сейчас у меня более насущные и безотлагательные проблемы. Например, вопиющая нехватка денег. Хотя я и предвидела, что счет от адвокатской конторы будет завышен, у меня все же теплилась надежда, что «Лоуренс и Ламберт» хоть немного его скостят, ведь дело ими было проиграно. Что за абсурд, как мне только в голову пришло такое. Они еще и плеснули на рану кислоты: в чеке на добавочные тысячу семьсот тридцать фунтов было указано: «Оплатить в семидневный срок».

Признаюсь, больше всего мне хотелось порвать чек в клочки и выкинуть в ближайшую корзинку для мусора. Или найти другого адвоката и выставить иск Джинни Рикс за полную профессиональную непригодность. Но я, конечно, понимала: уничтожь я чек — «Лоуренс и Ламберт» не просто наедут на меня, но могут окончательно уничтожить, распуская слухи, что я не только дурная мать, но и не плачу по счетам и потому не заслуживаю снисхождения. Так что я в тот же день отправилась в банк, сняла со счета деньги и переслала чек в их контору, а потом долго сидела над чашкой кофе на Хай-стрит в Патни, пытаясь осмыслить факт, что весь мой капитал отныне равняется двум с половиной тысячам фунтов. На это я смогу как-то жить несколько месяцев, если только не найму очередного юриста, чтобы выиграть заключительное слушание.

Я не могла не отдать должное адвокатам Тони: их предложение было дьявольски хитрым. Согласитесь на наши условия — и вы получите немного денег, чтобы начать жизнь с нуля. Отвергните их — и мы затеем бесконечную судебную тяжбу, которая вам просто не по карману. В обоих случаях исход один: Джек остается с Тони и этой женщиной.

В какой-то момент мне захотелось принять их долбаные условия и покончить со всем этим. Взять деньги, переехать куда-нибудь, попытаться найти работу, а со временем попытаться добиться в суде более благоприятного решения о проживании Джека поочередно у обоих родителей. Но это означало бы, что Джек будет расти под присмотром этой женщины, считать ее мамой, а я навсегда останусь каким-то неполноценным придатком семьи, и со временем он возненавидит меня за то, что я не сумела стать ему нормальной матерью. Судя по теперешнему поведению Тони и этой бабы, я не сомневалась: они изо всех сил постараются настроить Джека против меня. Но даже если паче чаяния они вдруг станут честными и справедливыми, право растить и воспитывать Джека у меня все равно отнимут. А вот с этим я никак не могла смириться. Просто не могла — и все.