Шрифт:
Январь, ближнее Подмосковье
В большой, тепло натопленной гостиной, где сразу забывалась сырая, ветреная зима, сидели в разных позах и пили разные напитки трое мужчин.
Все они были того солидного возраста, который, применительно к людям значительно преуспевшим, трудно назвать обывательским словом «старость», но который и от закатной зрелости, увы, уже невозвратно далек. Час был не поздний, но за окном быстро плотнели сумерки, тем более ранние из-за низко нависших туч, густо сыпавших мерным ледяным дождиком.
– Слыхал, на днях снежком порадует, –
Расположился он в просторном кожаном кресле, целиком загрузив его своим дебелым телом, которое больше бы пристало цветущему и гулящему мужичине не старше годков эдак пятидесяти пяти, а не патриарху, пережившему восемь десятков лет (и каких лет!). На антикварном столике из драгоценной карель– ской березы перед ним стоял тяжелый стакан в серебряном подстаканнике, налитый пахучим травяным чаем. Время от времени он из этого стакана звучно прихлебывал, нисколько не смущаясь присутствием еще двух человек, не многим уступающих ему в возрасте и чинах (бывших, правда, чинах, но все же имеющих до сих пор немалое влияние в известных кругах).
– Оно бы и лучше, Семен Игнатьевич, – отозвался второй мужчина, словно по нарочитому контрасту высокий и худой, с узким черепом, украшенным белоснежной легкой шевелюрой. Он старательно пил нарзан, за раз опорожняя половину высокого хрустального стакана. На длинном столике – он сидел на диване, сбоку от кресла – перед ним уже стояли две пустые бутылки из-под лечебного напитка. Судя по изможденному лицу, возраст сказывался на нем много сильнее, чем на корпулентном Семене Игнатьевиче, однако он сопротивлялся многочисленным хворям изо всех сил. – Хоть воздух посвежеет, дышать станет легче.
– В этой стране, Петр Петрович, дышать не скоро станет легче, – пробурчал Семен Игнатьевич.
– Что так нерадостно, Семен Игнатьевич? – спросил хозяин дома, сидя перед камином на складном стульчике и подкладывая аккуратные березовые чурбачки в огонь. Был он несколько моложе своих собеседников – или просто лучше сохранился; прямизна широких плеч и посадка головы выдавали в нем кадрового военного. На том же столике, где пугливо жались бутылочки с нарзаном, только на другом краю красовался графинчик с водкой, рядом – пузатенькая рюмка, на большой тарелке скромная, но толковая закуска: бородинский хлеб, свежие огурчики, копченое сальце, охотничья колбаска. Бывший маршал здоровье свое еще до конца не растратил и мог, на зависть гостям, позволить себе некоторые, не слишком, понятное дело, экстремальные удовольствия.
– Да чему радоваться-то, Павел Сергеевич? – возразил грузный старик, просовывая толстый палец в дужку подстаканника. Но на сей раз отвара своего он пить не стал и сердито отдернул палец назад. – С каждым днем все хуже и хуже, и конца этому не предвидится. Катимся в тартарары просто бешеными темпами, осталось совсем немного, чтоб шею Россия свернула… Нет сил смотреть на это, сердце кровью обливается.
– Но мы же этого не допустим, – мягко сказал Павел Сергеевич Сысоев, умело вороша кочергой пылающие березовые полешки, от которых шло в комнату мягкое, вкусное тепло. – Проведенный нами анализ ситуации показывает, что разработанный план осуществляется практически без осложнений. За исключением некоторых незначительных деталей…
– В деталях вся соль, – вставил Петр Петрович Воронин. – Если не досмотреть какую-то мелочь, на первый взгляд незначительную, может произойти непоправимое…
– Ну, это-то понятно, – крякнул Павел Сергеевич, поднимаясь от камина. – Азбуку мы знаем.
Он шагнул к столику, налил себе водки, кратко отсалютовал рюмкой гостям и одним махом выпил. Кинув в рот стрелку разрезанного вдоль огурчика, с хрустом закусил и принялся расхаживать по комнате, широкий, мощный, напоминающий помесь медведя с волком. Старого, правда, медведя, со старым же и волком, но впечатление хищной силы он еще производил – и довольно внушительное.
– Говоря о деталях, я имел в виду лишь техническое исполнение сущей безделицы, такой, например, как организация похищения яйца Фаберже. Хотя и здесь не будет никаких загвоздок. Исполнители уже назначены, за клиентом ведется наблюдение. Если произойдет какой-либо срыв, все мгновенно блокируется, и цепочка прерывается. Риск того, что кто-то может связать банальное ограбление с нашим планом, настолько ничтожен, что об этом не стоит и беспокоиться…
Он подошел к широкому окну, глянул на дорогу. Из леса, черной стеной стоявшего вдали, выехал длинный темный «Мерседес», добрался до развилки и взял направление к даче.
– Вот и господин Маслов наконец пожаловал, – сообщил Павел Сергеевич гостям, наблюдая за ходким приближением «Мерседеса».
– Господин… – с ядовитой ненавистью к этому слову прохрипел Семен Игнатьевич. – Когда и привыкнуть-то к этому поганому обращению успели?
– Люди быстро меняются, – заметил Петр Петрович, – особенно если им изо дня в день это в голову вбивают.
– Ничего-о… – кивнул тяжелым черепом Семен Игнатьевич. – Поменялись сюда – поменяются обратно. Мы тоже знаем, как мозги прочищать, любым западным мудрецам сто очков вперед дадим.
Павел Сергеевич согласно усмехнулся, снял трубку телефона внутренней связи и приказал охраннику на воротах впустить подъехавший «Мерседес».
Высокие ворота – вровень с кирпичной стеной, огораживающей всю обширную территорию дачи, – дрогнули и плавно разошлись створками наружу. «Мерседес» подрулил к площадке у дома, из него выскочил дюжий телохранитель, открыл заднюю дверцу, одновременно распахивая огромный зонт. Глаза его настороженно шарили по сторонам и даже тревожно косили на крышу и куда-то за облака.
– Тут-то чего бояться? – усмехнулся бескровными губами Петр Петрович, неслышно подошедший к окну и тоже наблюдавший за прибытием последнего, несколько припозднившегося гостя.
– Привычка, однако, образовалась, – тоже усмехнулся Павел Сергеевич. – Ничего, пройдет…
Из салона выбрался полный, сутуловатый мужчина в теплом пальто, нырком спрятался под зонт и, почти целиком скрытый им, поплыл семенящей походкой к входным дверям.
– Пойду встречу гостя, – убедившись, что ворота снова закрылись, откачнулся от окна Павел Сергеевич и неторопливо вышел из комнаты.