Особый случай
Шрифт:
– Ну? – крикнул командир, не оборачиваясь.
– Дымят первый и четвертый, – сказал Невьянцев, и командир кивнул: «Все понятно, так и должно быть».
– Никто не подозревает?
– Никто, – ответил Невьянцев – Беседуют меж собой. А больше – спят.
– Это хорошо… Пусть спят.
– Как винты? – спросил Дима.
– Торчат как кресты святого Георгия. Луна в полную мощь, – сказал Невьянцев.
– Ясно, – сказал Дима, на это – «ясно» уже относилось к тому, почему дымят работающие двигатели. – Надо еще снижаться, командир.
– А я это и без тебя знаю, – отрезал Селезнев и чуть-чуть отдал штурвал от себя, включив одновременно передатчик: – Колпашево, 75410, высота шесть восемьсот, продолжаю снижение. Примите
– 75410, вас понял, – тотчас откликнулся диспетчер. – Под вами все эшелоны уже свободны.
– Вот это ты молодец, – пробормотал Селезнев, увеличивая скорость спуска до максимально допустимой.
Крайние двигатели дымили из-за недостатка воздуха. Переведенные на взлетный режим, иначе самолет снизил бы скорость ниже допустимой, они теперь поглощали керосина почти в полтора раза больше нормы и, естественно, на высоте семь километров, в разреженной атмосфере, дымили.
– Невьянцев! – крикнул командир. – Погоду в Новосибирске; Кемерово, Томске!
– Готово.
Не оглядываясь, Селезнев протянул руку назад, и Иван Иванович вложил в нее пачку листков из блокнота.
– Никита? Веди! – крикнул командир, однако левую руку со штурвала не снял.
«Новосибирск, 22.39!.. Ниже минимума, не сесть, – отбросил листок Селезнев. – Томск, 22.30… видимость восемьсот метров. – Еще один листок отброшен – Кемерово, 22.30… – последняя бумажка полетела на пол. – Дрянь дело, садиться негде».
22 часа 48 мин
Свердловск, командно – диспетчерский пункт Кольцово
Виталий Витковский принял от подсменного тринадцать самолетов.
– Тьфу, чертова дюжина! – сказал, поблескивая от нервного переутомления глазами, подсменный. – Плюнуть через левое плечо?
– Ладно, – сказал Виталий, – Обойдусь. Иди в профилакторий.
Все три диспетчера – «восточный», «западный» и «нижний» по проводке поршневых самолетов – сидят в одном зале, друг от друга отгорожены застекленными перегородками, скорее ширмами. И все, разумеется, ведут проводку по громкой связи. Такой гвалт стоит в зале – трудно за смену не одуреть.
Итак, чертова дюжина. Шесть с востока, семь в вилках – с запада. Три «Туполевых», остальные – Или, С Илами все ясно – летят и пусть летят, надо только аккуратно расставить их по эшелонам. Даже если Иркутск закроется – доберутся до Читы, все взлетели с полной заправкой, топлива у них хватит на семь – семь с половиной часов – долетят. А вот с двумя «туполевыми», один из которых уже на подходе к зоне Тюменского РДП, дело хуже; у этих максимальная дальность полета около трех тысяч километров, и до Читы им не добраться. Вообще-то, если следовать букве инструкции, не ему, «восточному» РД, решать вопросы, что делать с этими двумя «туполевыми», которые могут «зависнуть» на трассе, есть дежурный штурман, который думал, разумеется, прежде чем принимать решение – выпускать «Туполевых» на Иркутск или задержать; есть, наконец, АДП, [15] который несет юридическую ответственность за выпуск самолетов в воздух, – много в порту людей, которым вменено в прямую обязанность продумать все варианты полета, оценить все варианты осложнений по трассе, включая и метеообстановку в Иркутске, где, это всем известно, погода всегда своя, байкальская, – сам черт в ней ногу сломает, в этой иркутской погоде! А его дело – провести самолет по зоне и передать тюменскому диспетчеру.
15
Авиационно-диспетчерский пункт
– 42720, – нажал на кнопку микрофона Виталий, – сообщите заправку топливом.
– Свердловск. 42720. Заправка – двадцать две тонны.
– Вас понял. Держите пока связь со мной.
Да, топливом себя «туполевцы» перегружать не любят, Двадцать две тонны – это только-только до Иркутска. Кто его выпускал? Попробуй сейчас разбери – такое столпотворение в порту, что удивительно, как в центральной диспетчерской порта вообще направления не путают. Да и чего искать виновных, когда еще пол часа назад в Иркутске была отличная погода. Надо решать – передавать его Тюмени или возвращать, А если возвращать, то куда: в Кольцово или Челябинск?
Еще щелчок одним тумблером:
– «Метео»? Что с Иркутском, дорогая?
Иркутск пока принимал, и Виталий оглянулся на Крылова: есть, в конце концов, руководитель полетов – почему бы ему не решить щекотливый вопрос с этим «Туполевым»?
– Виктор Афанасьевич!
Крылов выбрался из-за стола, подошел, наклонился над графиком.
– Что с этим делать? – ткнул Виталий пальцем в «трассу» семьсот двадцатого. – Возвращать?
– А что он у тебя будет здесь делать? Два часа кружиться над твоей больной головой?
– Ах, да! – сообразил Виталий. – Топливо…
С топливом всегда дело сложное: мало возьмет штурман – летят на нервах: хватит – не хватит. Много возьмет – опять плохо: садиться трудно, тяжелый самолет, горят тормоза, горит резина на колесах, а с «туполевыми» вообще худо. У них такая высокая посадочная скорость, что с большим весом не спасают никакие парашюты – того и гляди выкатится за полосу, а это уже авария. Вот и заставляют их выжигать в случае чего лишний керосин над портом, а кому это нравится – кружиться вокруг да около? Умные штурманы, умные командиры, особенно москвичи, берут керосина тютелька в тютельку, зачем им керосин, когда можно загрузиться коммерческим грузом? Подходит такой «коммерсант», а у диспетчера по посадке запарка, принять сразу не может, на взлетно-посадочной полосе очередь. «Идите на круг!» – приказывает. А «туполев» полкруга сделает и радирует: «Осталось две тонны». А что такое две тонны керосина для Ту –104? Невырабатываемый запас – красные табло. И тут начинается! Все Илы и «антоны» – в сторону, на старте – задержать, полосу – очистить…
– Передавать Тюмени?
– А что делать? – сказал Крылов, почесывая подбородок, – есть у него такая привычка, – Вернут его уже, видимо, новосибирцы. А может, проскочит? Ты на всякий случай предупреди челябинского коллегу – пусть возьмет на заметку…
К часу ночи Виталий почувствовал, что «накал» в воздухе начал ослабевать – самолетов стало меньше, и шли они уже не на хвосте друг у друга, а с нормальны ми интервалами. Значит, ЦДА с «востоком» расшилось, а может, наоборот, Иркутск «зашился», Во всяком случае, дышать стало легче, и Виталий позволил себе перекинуться словечком с начальником: – Виктор Афанасьевич, как клев? Руководитель полетов был рыбаком. Хлопнула дверь – за ней, и соседней комнате, была резиденция ДСУ, диспетчерской службы управления, – и Крылов, оборвав рассказ, повернул голову. Да, диспетчер ДСУ шла к нему, и шла, судя по выражению лица, с невеселым делом.
– Виктор Афанасьевич, – отозвала она его от пульта, – Авария, пожар двух двигателей на машине 75410, хабаровский рейс. Москва срочно требует сведения, я установила, что командир четыреста десятой Селезнев, остальные…
– Когда?
– Первый двигатель у них загорелся в двадцать два сорок одна.
«Семь минут… – глянул на часы Крылов и бросился к своему пульту. – Семь минут. Где же списки?»
– Звоните в АТБ [16] – там вам дадут сведения по машине. А по экипажу дам я, как только разыщу командира отряда.
16
Авиационно-техническая база порта