Осталось придумать название
Шрифт:
Ох и любила она ставить диагнозы и описывать течение странных болезней вроде всяких воспалений малых задних затылочков. Раньше его это смешило, сейчас даже не взглянул на нее, а уткнулся в свой обляпанный монитор в поиске того контрагента, изменения о котором он должен был внести в базу еще в прошлую среду. Ему действительно никогда не нравилась эта работа. Если бы не Ната, он бы давно уволился. Кстати! А что он до сих пор не уволился-то? Он прекрасно осознает, что, пока проводит время тут, нового ему ничего не видать. Конечно, долги.
– Тёма, а Тёма? Пошли после работы посидим в «Тихом омуте»? Только по одному пиву, я угощу, ну, пожалуйста, ты же меня тоже угощал, – предвидя его отговорки, сразу выпалила Ната.
Он
Сказать, что хозяин этого места оборудовал его под определенный стиль, – безбожно соврать. Туда, кажется, принесли все самое старое и ненужное, что было у него и всех его друзей, свалили в кучу, чуть попинали и потоптались, а потом разложили или развесили это по всем поверхностям. Но получилось настолько уютно, настолько лампово, что не хочется оттуда уходить. А еще удобные потертые диванчики, низкие столы тоже не первой свежести. И много стульев, просто стоящих почти в середине зала, можно было брать любой и ставить куда захочется. В выходные под вечер их убирали в подсобку, освобождая много места под танцпол, но его все равно было порой очень мало. Там подавали прекрасное пиво. Работала вытяжка, она давала характерный гул, но не такой сильный, чтобы надоедал, а такой, что привносит в пространство некую теплоту. Его можно сравнить с фоновым шумом виниловой пластинки, когда игла касается дорожек и после нескольких щелчков начинается едва уловимый равномерный шум. И только потом игла наскакивает на дорожку с записью и выливается музыка. Все же это музыкальный паб, и ценителей хорошей музыки там было очень много, а еще музыканты и прочие творческие люди. И почти все они с тонкой душевной организацией и легко ранимые, не отправлять же их на улицу по столь незначительной причине, как курение.
Они с Натой набрели на это место уже очень давно и очень случайно. Просто проходили мимо, за разговорами услышали приятные мелодии и постарались отыскать, откуда музыка. Они раньше реально очень много разговаривали и проводили вместе время. И с тех пор как в их жизни появился «Омут», их в этом мире стало трое. Там все располагало к долгому и размеренному общению.
Иногда к ним могли присоединиться совершенно случайные люди, они в этом месте были не менее странные. Само пространство привлекало максимально потертых и творческих людей, хотя можно было встретить и мажоров, да всех действительно странных и ненормальных личностей любых полов, национальностей и вероисповеданий. Иногда они приносили с собой какие-либо предметы интерьера, по их мнению, идеально подходившие к тому или иному углу паба. Это место настолько сближало всех присутствующих, что даже случайно вошедший человек, попадая в эту атмосферу дружелюбных бездельников, очень быстро мог почувствовать себя в кругу очень близких друзей. Так и наши герои после работы приходили или поговорить, или послушать истории нового посетителя.
О чем же они говорили? Обо всем. Как это умеют делать настоящие близкие друзья. Старательно избегая темы взаимоотношения между собой, они часами могли спорить за книги, политику, содержание птиц или выращивание помидоров на подоконнике. Да о чем угодно, особенно если оба в этом ничего совершенно не понимали. Про помидоры, кстати, есть целая легенда, что они собирали подписи в пабе за создание партии под эгидой лозунга – «Не томат, а помидорка». Эта картонка с лозунгом, криво написанном маркером, где-то даже висит за баром, возможно, до сих пор.
– Слушай, а ты когда учился, – спросила она одним теплым весенним вечером, – много с девушками встречался?
– Конечно, часто и много.
– А сейчас почему один?
– А откуда ты знаешь, что я один? Мы же всегда обходили эту тему стороной, – он знал, что сейчас будет. На эти ее вопросы никогда не было правильного ответа. Ну ладно, пусть вновь попробует что-то выяснить.
– Ооооо, ну-ка, рассказывай! Срочно! Я жажду подробностей. Кто она? Блондинка? Как вы познакомились? Почему она тебя еще не бросила? Ну и почему она не может хоть рубашку твою погладить? Ты добровольно ее выбрал? Моргни, если это не так и тебя удерживают силой. Давай тетя принесет куклу, и ты покажешь, где тебя трогали.
– Так-так, попридержи свой неугомонный пытливый мозг, – он никогда не любил разговаривать о своих отношениях. Слишком это личное. Нет, неправильное слово, он именно ей почему-то не хотел рассказывать. Зачем ей это?
– Наташ, ну вот зачем тебе это?
– Не знаю, интересно стало, хочешь, я тебе про себя расскажу?
– Не хочу, но теперь ты, конечно же, расскажешь все и даже немного придумаешь, я в тебе не сомневаюсь ни на минуту.
Конечно же, она ему выложила, что знала про «своего дорогого». Как они познакомились, как она по началу его к себе не подпускала, потому что не верила ни единому его слову. Как он постепенно все же расположил к себе, и в итоге она сдалась.
– А потом он мне говорит, что все понимает, что я никогда с ним не буду. И так смотрит на меня грустным взглядом. А я, знаешь, чувствую, что уйти хочет. И вдруг представляю, как сейчас без него останусь, а завтра он не позвонит, не напишет: «С добрым утром». И больше не будем с ним переписываться ночами. И так мне подкатило, что это все вот перестанет вдруг в один момент быть, что я ему чуть ли не заорала в лицо: «НЕТ! Я же люблю тебя!» И сама бросилась к нему на шею, чтобы поцеловать. Он так и застыл…
Входная дверь зазвенела подвешенным старым колокольчиком. Ну там регулярно приходят и уходят люди, и даже непонятно, почему это привлекло его внимание. Возможно, он просто не хотел слушать всю эту ваниль и повернулся на звук. Она миловидная. Она пошла в другую от них сторону к барной стойке. Красивая прическа, джинсы с низкой талией, тёмно-синий топ. И такая легкая свободная походка, очень странно здесь видеть подобного склада девушку, от нее словно исходит нежное перламутровое свечение. Он привык тут видеть девушек в косухах и… Других, в общем, девушек. Но этот бар действительно собирает очень разношерстный народ, и мало кто обращает внимание и на байкера, и на человека во фраке, спорящих между собой про сдвиги земной коры или содержание кроликов. А эта была иной, она сразу выделялась из этого компота. Как он пожалел, что сел спиной к двери или что он не бармен. Сейчас бы мог ее спокойно разглядывать или даже беседовать с ней: «Что желаете?», «За счет заведения», «Вы же у нас в первый раз? Я Артём, если что, обращайтесь». А не вот это вот все с Натой, что-то трындящей про лав-стори. Он только начал лихорадочно придумывать поводы, как пойти к бару или в туалет, поход в который никак бы не повлиял – он находился в противоположенной стороне. Или как бы придумать, чтобы пересесть на диван к Наташе, но вдруг взглянул на нее и понял, что пора заканчивать с придумыванием способов, как еще можно попялиться на незнакомку. Как назло, она притихла и ждала, когда он снова вернется вниманием к ней одной.
И вот непонятно, что она хотела больше – дорассказать историю или помешать ему отвлекаться на что-то еще.
– Ну поцелуй, конечно, был так себе, – не могла угомониться и продолжила она, убедившись, что внимание Тёмы всецело принадлежит ей, – я все понимаю, что ошарашила его, мы ведь до этого даже не обнимались толком, просто ходили и держались за руки, но мог бы хоть от удивления раскрыть рот. А то у меня было чувство, что я пытаюсь вложить свой язык в рот памятнику, хорошо, что хоть привкуса гипса не было.