Останется с тобою навсегда
Шрифт:
Здорово драпанули!
Дождевые тучи бегут над степью. В крутоярах гуляют сквозняки.
За Воскресенском стал нащупывать тылы Степной армий.
Вот следы совсем свежих схваток. Ни одно дело на земле не оставляет столько грязи и хлама, как война. Пушки, расколошмаченные прямой наводкой, раздавленные танками, снаряды, ранцы с ободранными надспинниками, продавленные чемоданы с грязным солдатским бельем. Подсумки, патроны и каски, каски... Битое стекло и бумага. Черт возьми, сколько бумаги! Словно ошметки снега запятнали мертвое поле. Канцелярия войны! Будто все эти
* * *
Штаб Степной армии нагнал в Цебрикове - старинной немецкой колонии с домами, построенными, наверное, еще во времена Екатерины II, когда много чужеземцев селилось на русской земле.
Отдел кадров. Его начальник полковник Поляк принимает меня, надо сказать, без восторга, пожимает плечами:
– Не понимаю! Мы не запрашивали, у нас своих хватает.
– Погладил начисто выбритую голову. Помолчав, подумав о чем-то, спросил: - Нашего командира генерал-полковника Александра Николаевича Гартнова знаете?
– Генерал-полковник много раз упоминался в передачах Совинформбюро!
– Еще бы! Под Харьковом, потом на Днепре гремел. Ну а члена Военного совета Леонида Прокофьевича Бочкарева?
– Бригадного комиссара Бочкарева, начальника политотдела Отдельной Приморской?
– Генерал-майор действительно был в Севастополе, Лично знакомы?
– Я под Севастополем партизанил - общались.
Полковник стал любезнее и наконец-то посмотрел на меня заинтересованно. Достал из ящика талон, протянул мне:
– Идите пообедайте, а я займусь вашим делом.
День апрельский, теплый, солнце временами выглядывает из-за пухлых белых облаков. Неожиданно захлопали зенитки. Высоко-высоко курчавились шапки разрывов.
В столовой чисто. Покормили сытно, дали пачку папирос "Беломор". Богато живут! Покурил на воле и пошел к полковнику. Встретил хлопотливо:
– Ждать заставляете, Константин Николаевич! Пошли к хозяину.
Я машинально осмотрел себя. Все на мне более или менее в аккурате, только вот шинель солдатская.
Часовой пропускает без задержки.
Вхожу в просторную комнату. Моложавый майор приветствует меня, открывает дверь в кабинет командарма.
Навстречу - высокий пожилой генерал:
– Заходи, подполковник.
Он не дает доложить, как положено по уставу, а сразу усаживает напротив себя и, рассматривая меня, подвигает к себе мое личное дело.
– В резерве за что арест наложен?
– За дело, товарищ генерал-полковник.
– Ну-ну.
– Он решительно отодвинул папку, поднял голову и с выражением, в котором ничего, кроме жесткости, не было, спросил: - Какую главную трудность испытывал в партизанском лесу?
– Не было точки опоры, товарищ командующий.
– Объясни.
– Не всегда знал, где свои, где чужие. Ни тыла, ни флангов.
Он свел седоватые брови, ребром сильной ладони рубанул по столу.
– Зато у нас все ясно! Впереди - враг, на флангах - соседи, а в тылу военный трибунал.
– Понял, товарищ генерал-полковник.
– Не спеши. Боевой полк не дам. Назначаю командиром
– Постараюсь, товарищ командующий.
– Встретимся - приеду солдатские песни слушать.
Он проводил меня до порога.
Всего ожидал, только не этого. Запасный полк в десяти километрах от переднего края? А я думал, они, запасные полки, в глубине страны готовят спокойно маршевые роты, а потом пополняют ими боевые части.
– Вас ждет член Военного совета!
– доложил майор.
В приемной - скромной комнатенке с географической картой, столиком, на котором два телефонных аппарата, - я остановился. В нос ударил аромат кофе. Предстоящая встреча с бывшим начальником политотдела армии, оборонявшей, Севастополь, не просто встреча с членом Военного совета. На меня как бы надвигалось все, что было связано с севастопольскими боями, переживаниями, страданиями - веем-веем тем, что выпало на нашу долю.
Из кабинета вышел Бочкарев - полный, с улыбкой, которая, однако, не скрывала волнения.
– Неужто Тимаков? В Степной армии ты двадцать первый севастополец!
– Так мало, товарищ генерал?
– Полегли у Инкермана, в Херсонесе, в Карантинной бухте и в походе к вам в горы. Вот так-то, партизан-севастополец. Как узнаю про участника тех боев, ищу встречи. Правдами-неправдами тащу в нашу Степную армию. Вот и про тебя мне Иван Ефимович позвонил... Кофе пьешь?
– Разлил по чашечкам, положил в каждую по ломтику лимона.
– Пей глоточками.
Пил, но удовольствия не испытывал.
– Ну как?
– улыбнулся.
– Не дошло, - признался откровенно.
– Вкус на уровне питекантропа!
Он с непонятным мне наслаждением крохотными глоточками опорожнил чашечку, которая в его больших руках казалась детской игрушкой. Поставил ее на столик.
– Доволен назначением?
– Да вот думаю... Все как снег на голову. Запасный полк - темный лес. Соображаю - как быть?
– Видите ли, соображает.
– Генеральский взгляд стал строг.
– Ему приказано командовать полком, а он "соображает".
– Есть принять полк!
– сказал я, вставая.
– Сиди, не стой смычком - на другой случай сгодится. В Севастополе твои связные докладывали: в партизанском штабе был порядок - что всем, то и командиру, комиссару. Верно?
– Обстановка требовала.
– Вот это и вспомнилось, когда генерал Петров рекомендовал нам тебя. Здесь другие нормы жизни - много будет дано, но о тех днях не забывай. Генерал поднялся, подошел к окну.
– Снова туча с Днестра ползет.
– Зашторил окно, щелкнул выключателем - вспыхнул свет. Сел на подоконник.
– Ты представляешь, что ждет тебя в запасном?..