Останется с тобою навсегда
Шрифт:
Чернов долго смотрел на карту, потом спросил:
– А кто же за болотцем?
– Это уже не наша печаль... Всё, товарищи офицеры!
– А я, а мы?
– всполошился Шалагинов.
– Пока останетесь здесь, в моем резерве.
– Я посмотрел на часы. Прощу сверить время: на моих двадцать два шесть минут. Держать постоянную связь с НП.
Как только офицеры покинули КП, я приказал начальнику штаба:
– Срочно вызовите майора Вишняковского!
Татевосов не сразу ухватился за телефонную трубку. Он смотрел на меня, и весь вид его говорил: еще
* * *
Вишняковский стоял за спиной Рыбакова, приготовившись к тому, что от него потребуют сейчас что-то такое, после чего света белого ему не видать. Я спросил:
– Сколько машин у вас на ходу, Валерий Осипович?
– Все двенадцать, товарищ подполковник.
– Усадите три роты?
Майорские глаза, до этого испуганные до белесоватости, теперь, когда их хозяин получил привычный, а значит, и спасительный приказ, будто по волшебству потемнели, в них блеснули два крохотных огонька.
– Усадим, товарищ подполковник!
– При подходе пошумите как следует.
– Я понял вас.
И Ашот и Рыбаков продолжали молча и с недоумением смотреть на меня.
– Ко мне капитана Шалагинова, - потребовал я.
Комбат вошел на КП и крикнул лихо:
– Я здесь, товарищ подполковник!
– Отлично. По приказу будь готов посадить батальон на машины и айда вот куда... Разворачивай карту.
– Я показал ему на возвышенность, прикрывающую подступы к переправе через Прут.
– Ты это место займешь к рассвету. Твой путь туда будет таким: три километра на юг от нашего НП, только тихо-тихо, а потом поворот на запад, спешиться и бегом на север, на возвышенность. Окопаться, насколько это возможно, - и замереть. Подпустить немцев на автоматную очередь и расстрелять к чертовой матери.
– Они пойдут туда?
– Заставим пойти!..
* * *
Машина, подскакивая на разбитой дороге - едем на Отметку 95,6, сталкивала плечами меня и замполита. Он помалкивал, весь в тревоге. Впрочем, это можно понять - первый для него бой.
Переехали через железнодорожное полотно, остановились под насыпью. Нас встретил связной майора Астахова; пошли за ним, прислушиваясь к ночи.
Иду по незнакомому лесу, но мне он не кажется чужим. Я вижу солдат, орудующих лопатками, слышу их натужное дыхание. Как далеко от нас немецкие секреты? Никто не знает. Где-то, должно быть внутри котла, гудят машины. Чу, кажется, танки! Спрашиваю у Астахова:
– Разведал?
– Кое-что. Накапливаются южнее кордона, их полевые караулы в трехстах метрах от нас.
На Астахове мокрая от пота гимнастерка.
– Жарко?
Он промолчал.
Обошли позицию с востока на запад - всю... В моей станице строили ферму пришлые мужики, "иногородние" - называли их казаки. Они рыли котлован до того неторопливо, что думалось, конца никогда не будет. Однако шло время, работа потихонечку двигалась; пока суд да дело, а ферма уже и стоит готовенькая, глаз радует. Так и астаховские солдаты. Вроде едва руками шевелят, покряхтывают, а за час-другой, как кроты, всю высотку переворошили и по
Как правило, пожилые, бывалые солдаты просились к Астахову. В его ротах громкие песни не пелись, не шагали, вытянув носки, и земля под солдатскими ногами не ухала. Ходили они в обмотках, во всем казенном, с не ахти какой выправочкой. Стреляли без торопи, но в цель попадали, окопы копали в полный рост... Не службу несли - работали. Работали!
Астахов оставил в обороне половину батальона, а другую и приданную роту тихо спрятал за полотном дороги. Спокойствие комбата заражало, не хотелось покидать его участок. Выбрать бы себе местечко, зарыться поглубже в землю, и ждать своего часа. Тут ждать. И не надо думать и гадать, куда будет направлен главный удар...
– Ну, Амвросий Петрович?
Астахов спрятал очки, одернул гимнастерку.
– Удержусь.
– Этого мало.
– Бой покажет, - задумчиво ответил майор.
– Могут ударить сильнее, чем мы ждем, Чем еще вам помочь?
– Ваш бы резерв поближе...
Я у танкистов, по пути завернул. Двенадцать машин, не остывших от дневного зноя. Почему-то вспоминается степь, ночь и в борозде "Челябинец".
Разыскал командира полка. Он оказался молодым разбитным майором, разговорчивым.
– Ну как я буду действовать без приказа генерала Епифанова - ему же придан! Понимаешь? Ты это понимаешь или нет?
– Ладно, тогда прошу об одном: припрет нас - пошуми танками и накрой огнем кордон.
– Это могу, но с места не сдвинусь!
– И за то спасибо. Сигнал - две красные ракеты.
– Я сговорчивый... Пехоте всегда помочь рад...
* * *
Вишняковский с машинами на подходе - моторы ревмя ревут. Во дает, сукин сын!
Немцы полоснули серией снарядов, как бы протестуя против неожиданной возни за отметкой 95,6, В ночи раскатились громовые звуки.
Рыбаков тронул меня за плечо, приглушенно сказал:
– Командир, главная музыка будет, наверное, тут. Ну его к лешему, это болотце! Давай шалагиновские роты к Астахову, а?
– Дорогой Леонид, нам надо вытянуть свой счастливый билет. Мы обязаны живых немцев повернуть на болото, под шалагиновские автоматы.
Рыбаков сделал рукой предупреждающее движение: мол, слушай, не перебивай.
– Если ты уверен, что немцы пойдут через болото, тогда мое место у Шалагинова. Значит, я с ними...
– Там возможна рукопашная.
– Как всем, командир!
– Что ж, боевого огня, Леонид! Учти - идешь на решающее место боя. Как говорят: комиссары, вперед!
Около тридцати стволов - разнокалиберных - одновременно ударили по 95,6. Ожил полевой телефон.
– Я Второй.
– Это голос Астахова.
Стараюсь как можно спокойнее:
– Слушаю вас.
– Идут двумя сходящимися колоннами.
– Благословения просите?
– Понятно... Встречу...
Густо заголосили автоматы. На просеке, что правее 95 6 как кнутом стеганули - лес вздрогнул, заплотневший воздух стал в ушах колом. Послышался шум моторов.