ОстанкиНО
Шрифт:
– Это действительно так? Писака не выдумал?
– Истина! Наружка сработала.
– Так, так… Вот они какие народные герои… Теперь-ка, мой будущий полковник, займись-ка еще разок телепродюсерами. Они же становой хребет российского телевидения. Переломим его, хана ящику!
Компромат № 9
Лак Страдивари
Телепродюсер Иван Голубь смертельно боялся выдать коммерческую тайну. Номер личного
Когда продавец в магазине его спрашивал: «Вам какой торт? За двести или двести пятнадцать рублей?», Иван Голубь впадал в продолжительный ступор.
Ну, как он во всеуслышанье, всенародно может произнести размер суммы?
Свою супругу, Маргариту Николаевну, попросил дома говорить шепотом и ни в коем случае с ним не заниматься сексом.
Возможны видеонаблюдение и подслушка.
Жена, конечно, покрутила пальцем у виска, но стала изъясняться гораздо тише. А о сексе с бдительным, всегда начеку супругом она и не заикалась. Да и какой тут секс, если даже под одеялом он вел себя, как член президиума на многолюдном митинге.
Но как ни осторожничал Иван Голубь, дела канала летели под откос. Никто не хотел покупать его программы, хотя те были высочайшего качества.
Сотрудники увольнялись косяком, а идиоты партнеры, пытаясь разобраться, что приходит, требовали тотальной прозрачности.
– Да какая может быть прозрачность? – взрывался обычно смирный Иван Иванович. – Это все равно что… Все равно что, вы к Страдивари бы подошли и потребовали: «Эй, мужик, черкни на салфетке секрет своего легендарного лака!» Кто бы тогда помнил скрипки Страдивари?
– Телепередачи – не скрипки! – возражали партнеры.
– Верно! Лично для меня, гораздо круче.
В конце концов, телеканал Ивана Голубя летел в тартарары.
Коллеги, как крысы с тонущего корабля, разбежались.
Банковский счет попал под арест.
Телевизионную частоту отобрали.
Бесноватая супруга, Маргарита Николаевна, разумеется, выгнала супруга на голую улицу.
Пару ночей экс-бизнесмен ютился среди клетчатых сумок вонючих бомжей Казанского вокзала.
Такого он здесь наслушался, закачаешься!
Вот уж абсолютная прозрачность…
Эти люди совершенно не умели хранить секреты.
Поэтому они и оказались на дне жизни.
Третью ночь провести на Казанском не удалось.
Турнула милиция.
Ночевал в каком-то кошками помеченном подъезде. На стопках остро воняющих типографской краской рекламных газет.
Утром от холода ломило поясницу, ноги еле передвигались.
Блуждая подле вокзалов, набрел на общежитие арматурного завода.
– Я был очень богат, детка, – сказал он рыжей комендантше, Людмиле Васильевне. – Руководил телеканалом. Едал миног и крабов, пил бургундское. Колесил на «Мерседесе»… А теперь… Мне бы работу.
Иван Голубь стреножено перебрал ботинками без шнурков.
– Мыть коридор, сортир? – спросила комендантша и поправила халатик на вызывающе высокой груди. Отставной богач ей показался симпатичным. – Выдюжишь?
– Сортиры я в армии драил. Вспомню молодость! – улыбнулся Иван.
– Вот и отлично! – подытожила Люся. – Я выделю тебе отдельную комнату. Зарплаты на еду и кое-какую одежу хватит. На миног и крабов – вряд ли…
– Мне бы сейчас яичницей перекусить, – сглотнул слюну Иван Иванович.
– Ну, это мы устроим! – с внезапной радостью всполохнулась Люсенька.
Иван Голубь стал драить в общаге коридор и гальюны.
Жизнь проста, как облупленное яйцо.
Поработал – получи пайку.
Иван Иванович порозовел, округлился.
Как-то вечером комендантша Людмила Васильевна зарплату принесла прямо в его крохотную комнатку. Из обстановки только панцирная койка, обшарпанный шкаф, тумбочка, стул.
– Ну, что, отставной телемагнат, – ласково улыбнулась Люся и одернула халатик на аппетитной груди. – Отметим скромный юбилей?
– Какой еще юбилей?
– Вот уж месяц, как ты у нас…
Люся опустила на тумбочку пакет.
А в нем благоуханная краковская колбаска, тигровые креветки, салат из квашеной капусты с клюковкой и бутылка «Столичной».
– Вообще-то, я не пью, – нахмурился Иван Иванович.
– Что так?
– Язык развязывается. Еще ляпнешь чего-нибудь…
– Ну и ляпни! Чего с тебя будет?
Люся опустилась на кровать и скрутила крышечку водки.
– Пойди, спроси лишний стакан у соседей.
Такого полоумного секса у Вани Голубя за всю его жизнь еще не было.
Он целовал изобильную грудь и упругие ягодицы.
Он гладил ноги, сильные, нежные, молодые.
– Никогда еще с телевизионным олигархом не гужевалась, – Люся накинула халатик и закурила. – Все вы такие горячие?
– Да, какой я, к лешему, олигарх? И был-то всего канал… Единственный.
– А на «Мерседесе» ездил?
– Ездил.
– Значит, олигарх… Я к тебе буду ходить по средам и пятницам.
– А что же в остальные дни?
– В понедельник и вторник хожу к Федьке Кривому, крановщику. А в четверг и в выходные ночую у нашей библиотекарши Катеньки.
– Ты лесбиянка, что ли?
– Бисексуалка, дурачок! – комендантша щелкнула Голубя по носу. – Это сейчас писк моды! Вы же сами по телику показываете.
Чем дольше в общежитии арматурного завода жил Ваня Голубь, тем сильнее поражался нраву его обитателей.