Останови моё безумие
Шрифт:
— Нет-нет, — братец стал совсем бледный, мне даже стало его жалко, честно, совсем чуть-чуть, но это был явный прогресс в моём холодном сердце, какая ирония! — всё в порядке, можно переделать гостевую комнату на первом этаже.
— Ничего не надо переделывать, мне не обязателен особый ремонт, и так слишком многое подстраивается под мои удобства. — Я снова пришла в своё обычное состояние лёгкой нервозности, в последнее время моё беспокойное сердечко решило напомнить о себе, и таблетки не заглушали ноющую боль, но распространяться об этом домашним я не собиралась, поэтому и была нервной. Я схватила свою странную сумку и спустилась вниз, медленно ступая по ступенькам, а не перепрыгивая через них, как положено девушке моего возраста. Поэтому когда я достигла коридора с его мягким ковром под ногами, то не удивилась, что за моей спиной стоит в полной готовности сопроводить меня в мою новую комнату мой братец. Он привёл меня к первой комнате по коридору и отпёр её ключом, открыв передо мной дверь, чтобы я вошла первой. Здесь было намного уютней,
— Спасибо, мне всё нравится, — сказала я, — можно располагаться?
— Да-да, конечно, — братец, похоже, ещё не совсем оправился от новости, что его кровная сестра — инвалид.
====== Глава 2 ======
ВЛАД.
Глупо радоваться такому, но я действительно чувствовал радость, когда узнал, что мой отец со своей семьёй, а теперь и с моей тоже, будут жить у меня. Это было настолько нереальным, что, готовясь к их приезду, я пребывал в каком-то пьяном настроении. Странно, парню двадцать пять лет, а он радуется как мальчишка на Рождество. Я и вправду был счастлив, уж очень долгое время я жил один в непомерно огромном доме — статус не разрешал меньшего —, но холодные стены давили одиночеством, а теперь всё должно было измениться: дом наконец наполнится людьми, и в нём будут слышаться голоса.
Встретил их в аэропорту, реакция меня приятно удивила, отец был по-настоящему рад меня видеть, чувствовал, это не было фальшью. Его жена — видел её впервые, до этого только на фотографии — оказалась очень приятной женщиной, отнеслась ко мне с должным вниманием, у неё была тёплая улыбка, что не оставило сомнений в том, что мы поладим. Моя сводная сестра примерно моего возраста, совсем не родная мне, очень симпатичная и невероятная хохотушка радовалась больше всех и успокоила меня с самого начала, уверив, что очень рада появлению в её жизни долгожданного брата. Но не бывает всё настолько идеально, ложка дёгтя в этой бочке мёда всё-таки дала о себе знать — Калнышева Мирослава Сергеевна, моя родная сестра представилась мне именно так официально, сразу давая понять, что разочаровалась в моей персоне. Немного странная на вид, трудный подросток, как показалось, с грязными волосами, потому что её длинная непослушная чёлка, закрывающая пол-лица, спадала отдельными патлами. Таким было моё первое впечатление о членах моей новоприобретённой семьи, и я как всегда думал, что наши дальнейшие отношения сложатся в благоприятном ключе.
Дом вызвал бурю восторга со стороны Лизки, именно так называли её в семье, и я тоже, она не возражала; Мира, напротив, выказала недовольство и по этому поводу, но за неимением иного, промолчала. Она наотрез отказалась от моей помощи и свою необычную сумку понесла в дом сама — меня это даже развеселило, оказывается, у нас общие не только глаза, но и упрямство.
Так переживал, оформляя своим родным комнаты, но всем вроде понравилось, отец с тётей Ниной — мы договорились, что мне можно её так называть, — были чересчур благодарны, значит, мне удалось им угодить. Лизе, как всегда, всё понравилось, она была в первых рядах довольных жизнью людей, это внушало оптимизм. Больше всего я нервничал, когда мы зашли в комнату Миры: за последние пару часов в её обществе я понял, что сам факт моего существования служит предметом её раздражения. Но в этот раз, похоже, можно было вздохнуть с облегчением: на её лице читалось что-то похожее на лояльность. Поэтому меня вывело из равновесия заявление тёти Нины: она сказала, что эта комната не подходит для её младшей дочери и необходимо предоставить для неё комнату на первом этаже. Я не мог понять, что же в этой комнате их не устраивало, но не успел об этом спросить, Мира перебила свою мать и не дала задать мне свой вопрос:
— Не хочу упасть в обморок на двадцать седьмой ступеньке, — сказала она. В мою голову ворвалась глупая мысль: я жил в этом доме три года и никогда не считал этих ступенек на лестнице, а она зачем-то это сделала. Но это было не всё, о чём хотела поведать мне сестрёнка, и теперь принялась обосновать причину желательного переезда на нижний этаж.
— У меня патология на сердце, — пояснила она мне и заметила, что я никак не реагирую на её замечание, а я просто не знал, как реагировать. Отец в нашу единственную с ним встречу, около пяти лет назад, показал мне фотографии жены и дочерей, рассказывал об их жизни в маленьком городке, который его младшая дочь упрямо называла селом, — это меня тогда развеселило. Говорил, что старшая дочь уехала учиться и через год оканчивает институт, жена работает в сберкассе, он бригадиром на заводе, младшая дочь — это моя родная сестра и она ещё учится в школе. Но что она больна, что у неё проблемы со здоровьем этого отец не упоминал. Почему? Я не знаю, может, не хотел расстраивать или забыл, или не посчитал нужным. Все эти мысли разом атаковали меня, но на чём сконцентрироваться я не знал. Мира сама разрушала цепь моих раздумий.
—
— Нет, на первом этаже есть комната для гостей, — говорил я и добавил ещё что-то, она отказалась от ремонта и отправилась осмотреть новую комнату, я пошёл за ней вместе с её чемоданом. Вообще-то комната не была гостевой, это была моя комната, в те случаи жизни, когда я приходил домой в том состоянии, чтобы смог подняться на второй этаж, внизу было ещё несколько комнат: библиотека, спортзал и кухня под лестницей, но спальня была только одна. Но теперь у меня была семья, и причин напиваться я не видел, к тому же моей сестре эта комната была гораздо нужнее, а значит, теперь она будет принадлежать ей.
Впервые за последние несколько лет я садился ужинать не один, это было немного странно, но приятно чувствовать, что у тебя есть семья. Как и полагалось преуспевающему предпринимателю, у меня была домработница, она же повар. Обычно она приходила раз в неделю для уборки, обедал я в ресторанах и кафе в городе, поэтому ей не часто приходилось готовить для меня. Но сегодня она была поваром по-настоящему, до приезда родных всё уже было приготовлено, и я отпустил её пораньше, чтобы не смущать членов своей семьи. Теперь смотря на недовольную младшую сестрёнку, я понял, насколько правильным оказалось моё решение.
Мой первый ужин в полноценной семье был замечательным, я не ощущал скованности с их стороны, поэтому был раскован сам, мы говорили ни о чём и обо всём одновременно, и это было нормально, когда все одновременно замолкали, увлекаясь едой, тишина не угнетала. В двадцать пять лет я обрёл настоящую семью, теперь мне было о ком заботиться, было к кому спешить домой, и я очень надеялся, что мне удастся превратить их временное пребывание в моём доме в постоянное, а дом сделать нашим.
После окончания столь умиротворяющей семейной трапезы Мира, единственная не принимавшая участия в наших разговорах, так же молча собрала всю посуду со стола и понесла на кухню, никто ничего не сказал, и я ничего не смог возразить. Все потихоньку разбрелись по своим комнатам, но поведение моей сестры не осталось незамеченным, Нина Максимовна прошла на кухню вслед за дочерью и после короткого разговора с хмурым лицом отправилась спать. Я немного помедлил, перед тем как войти в кухню после неудачной попытки тёти Нины, но всё же зашёл. Мира складывала грязные тарелки в посудомоечную машину и не обращала на меня никакого внимания. Я опёрся о косяк двери и сложил руки на груди. Честно говоря, я побаивался заговаривать с ней, а она, похоже, и вовсе меня игнорировала. Так я и простоял всё то время, что мылась посуда, она ополоснула её и аккуратно сложила в шкаф, — удивительно, она знала, где и что здесь лежит, в то время как для меня это было проблемой. Я смотрел, как она вымыла руки, разбрызгивая капли, затем набрала стакан воды и подошла ко мне, намереваясь пройти через дверь, я загораживал ей путь, стоя в проёме. Дойдя до меня, она подняла на меня свои глаза,
— Спокойной ночи, — единственное, что она сказала мне, и я уступил ей дорогу. Это было самое приятное, что моя сестра пожелала мне за весь прошедший день, но сказала, потому что считала меня чужим человеком, в доме которого она вынуждена находиться, и именно поэтому она так повела себя за столом, и поэтому у тёти Нины был расстроенный вид после разговора с дочерью. Но я всё-таки надеялся, что у моей сестры сложилось не очень лестное для меня первое впечатление и через какое-то время её отношение ко мне хотя бы немного изменится в лучшую сторону. Я тоже отправился в свою комнату, проходя мимо спальни сестры, я заметил, что дверь была приоткрыта. Мира явно не собиралась спать; в руке у неё был недавний стакан с водой, она что-то запивала им, затем поставила стакан на тумбочку и забралась с ногами на стул, что-то рассматривая. Большего разглядеть не удалось, я вздохнул и поднялся к себе. По пути почему-то посчитал ступеньки — действительно, двадцать семь, теперь я знал это точно.
====== Глава 3 ======
МИРА.
Сегодня я решила принять таблетки на всякий случай, спать совсем не хотелось, и по давней привычке я села за мольберт в надежде погрузиться в собственный мир фантазий, лишённый моих страхов. Долго разглядывая пустой лист и нервно теребя грифель, временами сжимая и разжимая пальцы, безнадёжно пытаясь рассеять мысли и отдаться первому ощущению, я, наконец, поняла, что вдохновение не желает посещать меня в стенах этого дома. Я даже усмехнулась собственным мыслям — так точно они отражали мою внутреннюю сущность. Но я должна была как-то успокоить своё бешено колотящееся сердце, а единственным занятием, за которым я не чувствовала своей физической слабости, было рисование, и сейчас мне как никогда было необходимо рисовать. Поэтому отбросив всякие отговорки насчёт невозможности творения без вдохновения, я с каким-то отчаянием начала полосовать холст крупными беспорядочными мазками, не заботясь о том, что из этого выйдет. Не знаю, сколько времени я провела, насилуя лист, мольберт, краски и свои руки, но по окончании творческого процесса я была в полнейшем ужасе. То, что смотрело на меня с картины, было похоже на кошмар, я никак не могла понять, кто мог нарисовать такое, но, к сожалению, сознание услужливо шептало ответ — это была я.