Остановка в Чапоме
Шрифт:
На Белом море до недавнего времени промыслом зверя занимались только архангельские колхозники. Они сами бьют зверя, сами обрабатывают шкуры, сами шьют и сами продают. Полный цикл, где одно звено контролирует другое. Здесь нет лазейки для утечки. Хищение возможно лишь в том случае, когда производственный процесс разорван на стадии обработки сырья. Именно тогда можно получить неучтенный полуфабрикат в любом количестве. Наша легкая и пищевая промышленность построена именно по такому принципу. В одном месте выращивают или добывают, обрабатывать везут в другое место, а окончательная переработка совершается в третьем или в четвертом. Чем больше промежуточных звеньев, чем больше перевозок, чем больше задействовано фирм, тем больше открывается разных возможностей для предприимчивых людей. В 1982 году Гитерман начинал строить только базу зверобойного промысла для терских колхозов, ни о каком меховом цехе речи не было. Идея цеха - без цеха выделки!
– была подсказана кем-то позже, и тогда же в МРКС начал действовать связанный с Иксом человек. Но что такое цех пошива, без выделки? Предлог для получения сырья и его легализации, после чего оно начинает путешествовать в разных направлениях, приобретая новые качества и меняя свое количество. В Прибалтику, как говорила Маркина, шкуры отправляли по весу. Оттуда их принимают
– Если все было так хорошо отлажено, зачем по надобилось "дело Гитермана"? Ведь они вызвали огонь на себя!
– Меховой бизнес сломался не на "деле Гитерма на", а на письме Маркиной. Гитерман и сейчас не вызывает у них никаких опасений, настолько они уверены в своей неуязвимости, прикрытые следствием и судом.
– Тогда зачем им вообще надо было его затевать? Зачем? Попытаюсь сейчас объяснить Георги то, что мне самому представляется пружиной свершившегося. Дела председателей колхозов, но в первую очередь Гитермана и Подскочего, я расцениваю как мощную контратаку со стороны меховых бизнесменов. "Черные начинают и выигрывают", как говорят шахматисты. Сам Гитерман, как я мог убедиться, этого так и не понял. Чтобы бизнес существовал, ему нужна густая и просторная "тень", скрывающая от финансового и оперативного надзора, которую мог дать только колхоз, обладающий куда большей хозяйственной свободой и оперативностью, чем любое государственное предприятие. Но захватить колхоз мешал Подскочий. Сменить Подскочего не давал Гитерман. Вот почему он должен был пасть первым. Когда разрабатывалось "дело Гитермана", председателю МРКС была уготована роль главы отделения подпольного синдиката.
– Но ведь Гитерман не имел никакого отношения к меховому бизнесу?
– В том-то вся и мерзость! Я готов поверить, что Данков искренне принимал Гитермана за другого человека, однако это никоим образом не оправдывает то беззаконие, которое творили он и его подручные...
– Вы думаете, что Данков мог знать о меховом цехе?
– Если в его аппарате был хотя бы один честный человек, он не мог не знать! Больше того, он знал и о "ниточках", которые тянутся в Москву и в "Севрыбу", недаром он так настойчиво допрашивал Гитермана, пытаясь выйти через него на людей из той и другой организации! Вообще я считаю, что мурманский филиал фирмы "Океан" в его меховом варианте с самого начала был обречен на гибель. Связи этих людей с ОБХСС, прокуратурой области и облисполкомом до какого-то момента отводили от них удары. Но активизировались Гитерман и Подскочий, кроме того, меховая "ниточка" стала просматриваться даже Данковым. Вот тогда они и их покровители должны были прибегнуть к контратаке, отвлекая внимание на ложную цель. У шахматистов такая комбинация называется гамбитом, в точном переводе с французского - "подножка". Под ноги Данкову они бросили Гитермана, убедив генерала, что председатель МРКС стоит во главе подпольного мехового синдиката Минрыбхоза в Мурманске. Отсюда - самоуверенность Данкова, бесцеремонность в обращении с фактами и подследственными, обещание "громкого процесса" А следствие повалилось в пустоту! Следователи были так ошеломлены порядочностью и стойкостью арестованных, что в своих действиях перешли границы дозволенного. Они просто не могли предположить, что люди, которым отведена роль преступников, окажутся настолько честны и стойки!
– Что ж, если принять эту версию, многое становится понятным,- говорит Георги.- Но почему вы не хотите назвать вещи своими именами? Ведь все это творилось не только вокруг Гитермана, но и вокруг Каргина! Почему не сказать прямо, что "дело Гитермана" оказалось возможным лишь потому, что объединились преступники из МРКС и преступники из ОБХСС, одержав победу над перестройкой и честными коммунистами при попустительстве обкома, прокуратуры и правосудия?! Сколько так может продолжаться? Посмотрите, как написаны эти приговоры. У Гитермана две трети текста посвящено тому, мог он взять взятку или нет. А ведь даже рабочие, возбудившие дело против своего мастера, согласно показывали, что о Гитермане никогда речи не шло! У Стрелкова весь приговор - обвинение в нанесении ущерба колхозу, после чего сказано, что "ущерба не нанес". Зачем это? Только для того, чтобы создать "букет", который сразу бы наводил читающего на мысль, что он имеет дело с опасным преступником! Тактика следствия: за неимением большой вины расписать малую погрешность так, чтобы она выглядела преступлением. Тактика суда: чтобы раздуть малую погрешность и оправдать приговор, надо подробно изложить обстоятельства недоказанной большой вины! Вот паутина так паутина! Но я пытаюсь остудить его горячность.
– Разве мы с вами следователи или прокуроры, Виктор? Даже не народные заседатели и, дай бог, никогда ими не станем. Мы не имеем права уподобляться тем работникам ОБХСС, которые по одному подозрению, до суда, наклеивают на человека ярлык преступника и добиваются того, чтобы все общество считало его таковым. Слишком много у нас развелось самодеятельности - самодеятельных судей, следователей, осведомителей, свидетелей, прокуроров... Давайте учиться уважать законность! Кто такие Бертонас и Куприянов? Всего только люди, взявшие на себя задачу облагодетельствовать общество меховым и кожаным "дефицитом" в виде "товаров народного потребления", то есть шапок, дубленок и всего прочего. Не всех? Только избранный круг лиц? Что поделать, дефицит -
9.
Вот и все. "Концы" сошлись, и я могу закрыть папку, которая все это время пополнялась материалами расследования. Закрыть, завязать и поставить на полку, чтобы больше к ней не возвращаться. Теперь она ни для кого не представляет интереса. Для меня - потому что я получил ответы на все интересующие вопросы и эти ответы я направляю следом за статьей в Прокуратуру РСФСР. Для других - потому что в ней нет ничего, чего нельзя было бы увидеть в протоколах следствия, показаниях свидетелей, в копиях финансовых документов и в актах ревизий. Разве что записи бесед с потерпевшими. Но то, что они рассказывали мне, они говорили и на следствии, и на суде. При желании все это можно найти, сличить, проверить. Вот почему это расследование с самого начала я окрестил для себя "напрасным детективом": его мог выполнить любой честный человек, который проявил хотя бы малейший интерес к делу и располагал двумя свободными неделями времени. Даже еще меньше.
Ну а мораль?
Перефразируя известный анекдот, могу сказать твердо: морали нет. Любая "охота на ведьм" аморальна, как и все, что с ней связано. Она несет растление обществу, потому что подрывает веру в законность и справедливость, извращает основные идеи, на которых строятся отношения людей и основы государственного устройства. Опасность эта страшнее, чем рак, инфаркты и СПИД, потому что, попирая закон, выступает под маской его строжайшего соблюдения; уничтожая человека как личность, заставляя клеветать на честных людей - провозглашает своим принципом гуманизм; глумясь над обществом - размахивает лозунгами демократии. Так поступал национал-социализм в Германии, так поступали Сталин и его подручные у нас. Больше всего, пожалуй, меня потряс отмеченный в приговоре Гитермана факт, что в процессе следствия "под воздействием следователя и оперативных работников" подследственный возвел на себя самооговор. И это не вызвало протеста, частного определения в адрес работников ОБХСС, как если бы то было не экстраординарным случаем, ставящим под сомнение результаты всего следствия, требующим немедленного отстранения его работников, а обычным, заурядным делом. Впрочем, ведь и практика инквизиции ужасала людей только на первых порах. Потом привыкли и удивлялись: а как же без костра? Ведьмы же!..
"Охота на ведьм" создает не только миф о "ведьмах" - она превращает окружающих в оборотней.
Не случайно на протяжении всего расследования я задавал себе вопрос: как это все могло произойти? Как могло случиться, что по меньшей мере в двух случаях - Стрелкова и Коваленко - "народный" суд отказался принимать во внимание мнение народа, коллектива трудящихся? Суд над председателем колхоза, вопреки мнению и желанию всего коллектива, оказывался как бы судом над самим народом. Получалось, что все эти дела действительно были направлены против тех демократических, преобразований в нашей жизни, против той перестройки общества и экономики, которая в 1985 году только началась. Это был поход всего отжившего, консервативного, враждебного духу нашего общества против самого общества, его живых и здоровых сил.
В какой-то момент я понял, что все это уже было, я с этим сталкивался и что именно в этом заключался основной конфликт в системе МРКС и "Севрыбы", вокруг которого все эти годы кипела борьба. Кто для кого: колхозы - для МРКС и "Севрыбы", или, наоборот, МРКС и "Севрыба" являются условиями развития рыболовецких колхозов? Что главное - план или человек? Базис - или поднявшаяся над ним и горделиво возомнившая себя самостоятельной надстройка? Человек - или его тень, зафиксированная параграфами законов и постановлений? Совсем не напрасно я задавал вопрос Голубеву, а прежде - Гитерману и Егорову: что будет делать РКС, если колхозы от него откажутся? Ведь РКС - всего лишь выборная организация, созданная для оказания помощи колхозам, однако самостоятельного значения не имеющая и существующая на деньги, которые она забирает у колхозов.
Выборная!
А если не выберут? Если колхозы решат, что прекрасно без нее обойдутся, создав свою межколхозную кооперацию с маленьким управленческим аппаратом, который не станет требовать отчета с председателей, а сам будет отчитываться перед колхозами в каждом своем шаге? И тогда не нужен ни председатель, ни заместитель, ни весь аппарат РКС, который считает себя хозяином над колхозами и колхозниками...
Не так ли произошло у нас и с другими службами общества, созданными для людей? Но они, будучи тенью общества, возомнили себя его хозяевами. А ведь, по существу, каждый из чиновников любого департамента, да и департамент в целом - не что иное, как нос, сбежавший от гоголевского майора Ковалева, возомнивший себя субъектом, нахватавший чинов и знаков отличия вплоть до генеральской ленты и даже выписавший сам себе подорожную за границу... Только вот где найти того будочника, который, проявив бдительность и инициативу, признал бы самозванца, укоротил его и вернул на подобающее ему место?!
ТЕТРАДЬ ЧЕТВЕРТАЯ,
1987 год.
Последняя тропа
1.
Поначалу медведь был один. Он вышел на прибрежный песок за Индерой и шел туда же, куда шли и мы,- на восток. Следы были свежими, и, поднимаясь на очередной мысок, мы присматривались: не догоняем ли ненароком наш косолапый авангард?
Потом, приглядевшись, я понял, что опасения напрасны. От медведя нас отделяли не сотни метров, а три-четыре часа пути, во время которых прилив сменился далеко зашедшим отливом: кое-где следы были замыты волнами, а это означало, что зверь вышел на берег, когда прилив еще не достиг своего апогея. Сейчас море плескалось по меньшей мере в миле от нас.