Остатки
Шрифт:
Все в ужасной шумихе и суматохе носились по закоулкам поместья и искали прыткого принца. К вечеру все же находили его, весело смеющегося над их потрепанными видами, искаженными лицами в глупом испуге, с ветками и листьями, торчащими в разные стороны из волос, порванными одеждами и еле-еле держащимися грубыми словами, готовыми вырваться прямо сейчас с укором, но так и оставшимися на губах, скованные твердым запретом. В итоге они ласково звали отдохнуть, скрипя зубами от ярости за испорченные нервы и крики наследника семьи Румонс. Но как только на глаза юному принцу попадался перепуганный Сэм, который снова принимал нежный вид, насмешка слезала с лица, и принц просил прощения. Сэм не мог злиться на такое раскаяние, да и за неимением лишнего времени на лекции по перевоспитанию, просто непринужденно смеялся, говоря, как мальчик всех перепугал, но это было весело. Хотя на самом деле весело не было ни капли.
Когда
Но сейчас у будущего короля было мало времени на поиски возлюбленного. У парня, словно в тумане началась подготовка к коронованию: выбор нарядов, декораций, цветов, выбор залов, украшений, кухни, священника, особняка, церкви, рассылка тысяч приглашений гостям, разбор документации, просьб, пожеланий и прочей информации, которую Сэм подписывал, оформлял, отклонял буквально часами. Позже в выбранном замке начался самый настоящий сумбур. У все еще принца ни на что не хватало времени. Заседания, советы, информирование. И во всем требовалось его личное присутствие. Но, даже не смотря на всю свою загруженность, Сэм умудрялся под общий шум сбегать на пару часов. На время всей этой подготовки ему разрешалось ходить в обычной одежде, что радовало парня, так как он не особо любил официальность.
Возвращаясь обратно к изношенной теме, можно сказать, что как бы Джей не пытался извести Сэта, у него толком ничего не выходило. Юноша не показывал никаких эмоций.
И вот мальчик снова сбежал из дома. У Джея у самого начали сдавать нервы. Голова уже толком не работала, судорожно вырывая любые возможные зацепки по терроризированию нервов парня.
– И что ты здесь делаешь? – услышал мальчик спокойный голос Сэта. От этого безэмоционального голоса Джей всегда вздрагивал. Тем более, когда он возникал неожиданно, будто из ниоткуда.
– От тебя прячусь, – честно ответил он, закуривая. Врать было бесполезно, да и глупо.
– Прячешься, значит? Мне тебя наручниками прицепить, чтобы ты не отходил? – равнодушно спросил Сэт. Мышцы на прекрасном светлом лице всегда находились в расслабленном состоянии. Во всяком случае, никто не видел его с играющей улыбкой на губах или даже простого намека на нее. Он уже давно перешел к Джею на «ты». Это было единственным показателем прогресса принца.
– Попробуй, – с вызовом проговорил мальчик.
– Ты ребенок, Джей. Совершенный ребенок. Такие детские игры. Ты не мне этим вредишь, а тем, кто тебя любит и ценит.
– Ну да, от тебя ни того ни другого не дождешься, – закатил глаза Джей.
– Меня наняли, чтобы я следил и охранял тебя, а не любил. Самое большое, чего от меня добьешься – это уважение из-за рода основателей, который и так достался тебе ни за что, а перешел благодаря твоим уважаемым родителям.
– Да пошел ты.
– И достоинства у тебя нет. Сделай уже в конце концов хоть что-нибудь полезное, как будущий король семьи-основателей. А то похож на ребенка-бандита. Такой же глупый и назойливый.
Джей недовольно цокнул языком. Он знал о разрешении отца делать все, что хочет Нетроут, лишь бы перевоспитать его. Это злило, как впрочем, и бессилие.
– Ты хоть не забыл о своей избалованной прихоти пойти в школу?
– Не передумал. Как же ты меня бесишь.
– Это обоюдно.
– Так чего тогда возишься? Собирай монатки и вали отсюда ко всем чертям.
– Я свои обещания держу, в отличие от некоторых.
– И зачем мне такой бесполезный телохранитель?
Одет Нетроут был действительно как телохранитель. Расстегнутый черный кожаный плащ, доходящий до локтей и колен, ботфорты, ремни выше колен, в которых покоились
Нетроут ничего не ответил и только кинул в мальчика школьную сумку, которую тот успешно поймал, лишь сделав небольшой шаг назад от неожиданности.
– Пошли, – кинул он, садясь на мотоцикл и держа для принца шлем. Джей фыркнул и сел позади Сэта, надев сумку на плечо и нацепив черно-синий шлем с непроницаемым стеклом. Названный телохранитель сделал то же самое. Конечно же, «учитель тире телохранитель» утрировал и не имел в виду и половины того, что сказал. Но все же отчасти он выдал правду. Просто в преувеличенном виде. Сразу было видно, что мальчик не так прост, как может показаться. Его глаза всегда выдавали. Что-то он не договаривал, но во всем были свои сокрытые причины, большую часть которую он не выкладывал, давая всем видеть то, что люди хотят. Хотят, чтобы был бесшабашным – пожалуйста, смолчу. Хотят, чтобы был безответственным – все для вас. Единицам удавалось подобраться на крошечное расстояние к правде. Хотя в итоге все ломались и бросали это дело. Додуматься до настоящей причины никому не удавалось. Конечно, не все мальчик делал с сокрытым подтекстом. Иногда он выдавала желаемое за действительное, чтобы напустить пыли в глаза. И, конечно же, Нетроут как минимум уважал того, за кем следил. Таких людей встречать прежде не приходилось. Слишком уж умный и изворотливый для своего возраста. Пацаненок умудрялся пока что вписываться почти во все повороты.
– Обними меня покрепче, а то слетишь. И без того уже в школу опоздали,- сказал Сэт, выжимая газ и, надавив задний тормоз, развернулся на месте, оставляя под собой черные следы. Джей от страха сильнее обнял талию парня и прижался к нему всем телом от большой скорости. Нетроут незаметно победно улыбнулся уголком рта. Вместе с тем надавил еще сильнее на газ, так, что стрелки спидометра медленно заползли уже за сто пятьдесят, вынуждая мальчика крепче прижиматься к нему. Сэт чувствовал биение сердца мальчика, его неровное дыхание, судорожные прижимания рук время от времени, тепло его тела. Он с удовольствием отметил, как для удобства Джей переместил одну руку на грудь, а вторую ниже на его талию. Так низко, что парень ощутил теплую ладонь на тазовой косточке.
«Страшно?» – с ухмылкой подумал Сэт.
Этого непробиваемого парня забавляло видеть жалкие попытки мальчика зацепить его. Нетроута только веселило все это. Джей никогда не позволял ему отдохнуть спокойно. Вечный вынос мозга своими выходками. Постоянно нужно быть настороже. Но все же все время Сэм не мог смотреть за мальчиком, и приходилось оставлять его одного. А тот обычно никогда не преминул шансом напаскудить. Словно мелкий игривый котенок все норовит достать громадную спокойную собаку с пофигистическими нравами. Собака же просто лежит и глазами следит, как котенок скачет по ее большому телу и когтями старается вцепиться поглубже. Но коготки то маленькие и хрупкие еще. Давно забытое чувство – испытывать адреналин, когда наглый мальчишка убегает и сладкое легкое облегчение, когда снова видишь его возмущенное личико, найдя где-нибудь в забытом всеми углу или лабиринте растений. Каждый раз это превращается словно в игру в прядки. Занимательная игра на выдержку. Постоянно быть настороже, думать, искать, не расслабляться. Проверка на то, у кого крепче нервы. Но пока определенно выигрывал Сэт. Он предпочитал просто не обращать внимания на выходки принца. Или делал вид, что не обращал. Было забавно каждый раз видеть кулаки, сжатые губы, покрывшиеся румянцем щеки, прищуренные глаза, когда принц пребывал в бешенстве, снова проиграв еще одну попытку. Он кричал, оскорблял его, описывая в красках свое мнение, бесился, крушил все, что попадалось под руку. Нередко разбивал себе руки в кровь. А Сэт спокойно стоял и смотрел, ожидая окончания очередного приступа, покуривая сигаретку. И когда у мальчика кончались силы и сбивалось дыхание, парень подходил и лечил ушибленные места и окровавленные руки несопротивляющегося принца, который слишком смиренно наблюдал за тем, как Сэт искусно залечивал раны. Так в тишине проходило минут десять-пятнадцать. Джей сидел в кресле и будто ручной зверек наблюдал за каждым действием Сэта. А парень, взяв в одну руку небольшую ладонь мальчика чуть дрожащую, то ли от боли, то ли от того, что он терпел прикосновения и присутствие Сэта, то ли от еще не успокоившегося гнева, аккуратно перевязывал ее.