Оставшиеся в СССР (сборник)
Шрифт:
И все.
Как ни в чем небывало суетились вокруг старшины, бегали матросы. Офицеры отдавали команды. И лишь Мишка стоял недвижим. И если бы кто сейчас заглянул ему в глаза…
А вечером, после вечерней поверки, Сан-Саныч принимал «доклады от «салаг», которых кроме Мишки было еще двое.
Мишку он, после «урока» на палубе не трогал. Нагло смотрел в глаза и ухмылялся. Когда сели за ужин, позволил Мишке съесть причитающийся кусочек масла, удовольствовавшись двумя другими – отобранными у остальных «салаг». Долго разглагольствовал о пользе учебы, высоком предназначении моряка, о мощи
После отбоя «караси» аккуратно нашивали старшинские нашивки на парадную фланельку «деда». Смеялись и спрашивали Сан-Саныча, какое звание в отпуске ему больше подходит.
– Наверно я главстаршина, – в тон им отвечал «дед», собирая свои пожитки в большой чемодан из искусственной кожи.
Мишка уже лежал на втором ярусе. Ни о чем думать не мог. Как будто провалися в пустоту. Немного ныла разбитая губа. Но Мишка ничего не замечал.
И лишь много позже, когда все уже спали, как будто проснулся после забытья. И враз навалилась тягучая безысходность. До боли ясно предстал перед глазами весь день. Каждая его малейшая подробность. Каждая минута, каждая секунда. И не знал Мишка как жить дальше.
Уткнувшись лицом в подушку, сквозь слезы повторял как заклинание слова песни Утесова:
Ведь ты моряк Мишка, моряк не плачет и не теряет бодрость духа никогда.
И не мог сдержать слез.
Ближе к утру, стараясь не будить уснувшего дневального у тумбочки, Мишка, не одеваясь, скользнул к трапу. На секунду задержался. Оглянулся на спящих моряков. И шагнул в ночь.
Прости меня Мама!!!
Красный флаг
За окном посерело. Слабый свет потихоньку проник во все уголки небольшой комнаты. Исчезли причудливые тени. проступили очертания буфета. Отражая слабый свет засеребрились на полках хрустальные стопки и стопочки из когда-то полных наборов. Стал виден старенький бобинный магнитофон «Днепр», который давно никто не включал. Фотографии на стене. Пожелтевшая в деревянной рамке – мужа Анатолия, поновее, в стальной – сына Михаила, совсем новая в золоченной импортной – дочери Ларисы.
Хлопнула дверь парадного. Голубь заворковал на чердаке.
Начинался день. По осеннему хмурый и тягостный.
Шел тихий дождь. Мелкие капли дождя беззвучно падали на подоконник, плохо промытые стекла, оконную раму. Просачивались сквозь неплотно прикрытую форточку, где-то соединялись вместе и тонкой, неразличимой в полусумраке струйкой стекали вниз.
Ирина Даниловна проснулась уже давно. А может и не спала вовсе?
Кто знает. В последние месяцы день и ночь как-то слились воедино. Сколько сейчас? Пять? Шесть утра? Неизвестно. Единственные оставшиеся часы в доме – свадебный подарок ей и мужу Анатолию, так исправно тикавшие на стене все эти годы, этим летом вдруг остановились. Ремонтировать их она не стала. Зачем? Спешить ей никуда не нужно. Анатолия давно нет, Мишка – сынок погиб, дочери Ларисе она больная пенсионерка видать не нужна. Последнее письмо от нее пришло с год назад.
Со здоровьем все хуже и хуже. Вот начали ноги опухать. Врачи говорят сердце.
Наверное, и жизнь ее должна вот-вот остановиться.
Что ей остается на этом свете? Только память. Память о том прекрасном, веселом и жизнерадостном, что осталось позади. Там – невероятно далеко, но которое было как будто вчера.
В угловой квартире включили свет. Отраженные лучи осветили на стене почти закончившийся отрывной календарь. 7-ое ноября. День Великой Октябрьской революции.
Еще лет десять назад в это время в доме никто не спал. Везде горел свет. В квартирах и на улице. Отовсюду доносилась музыка, победоносные рапорта по радио о чем-то досрочно завершенном, запущенном, открытом и названным в честь Годовщины. Из распахнутых форточек и неплотно прикрытых дверей исходили бы ароматы на любой вкус: сладковатые ванильные – от тортов, резкие с чесноком и луком – от свиных котлет, душистые с запахом клубники или персика – от киселей и компотов.
Сейчас ничего этого нет. Соседи собираются на рынок. В туалете зашумела вода в бачке – начали подачу. Во дворе дворник ругает непогоду. В квартире слегка похолодало – видно снова отключили отопление.
Пора вставать.
Нащупав у кровати палочку, осторожно, стараясь попасть непослушными ногами на коврик, Ирина Даниловна с усилием поднялась. Тяжело перебирая опухшими ногами, подошла к столу. Включила электроплиту. Постояв с минуту у стола – выключила. Вспомнила: сахара для чая давно нет. Да и от пачки заварки осталась одна пыль на дне. Можно конечно попить горячей водички, но тогда больше набежит за свет.
– Обойдусь холодной. Сколько-то мне осталось, – подумала она.
– Помру не от воды. Вон ноги все выше и выше опухают. Говорят сердце совсем никудышнее.
Как могла, застелила постель. Немного прибрала в комнате. Привела себя в порядок. Даже губы слегка навела почти засохшей помадой – Анатолий всегда говорил: – Женщина с ненакрашенными губами хороша только у станка.
А сегодня праздник. Может для кого нет, но для нее-да! И праздничный стол у нее будет. И выпьет она за праздник. За всех своих родных и близких, которых уже нет, но которых она всегда помнит, и будет любить.
Ирина Даниловна открыла шкаф, сняла с полки четыре тарелочки, четыре стопочки. Разложила их на столе. На тарелочки положила по одному печенью, на две тарелочки по одной конфете. Третью – последнюю, разломила надвое:
– Не обижайся Анатолий. Мы с тобой всегда все делили. Детям нужно больше.
Из маленькой бутылочки налила всем по капельке водки.
Подошла к стене, сняла фотографии сына и мужа. Поставила их у тарелочек. Фотографию дочери не брала. Где она сейчас?
Молча присела на краешек стула. Ненадолго задумалась. Но скоро засобиралась.
– Красный флаг! Нужно вывесить красный флаг! Сегодня праздник! Кусок красной материи, которой она называла флагом, старушке подарили в местном ЖЭКе. Раньше это была скатерть. Замусоленная, вылинявшая, с дырками от сигаретного пепла – она портила вид просторному кабинету начальника, недавно отремонтированному «евроремонтом». Ее хотели выкинуть, а тут к стати подвернулась Лариса Даниловна. Вернее и не подарили – то, а «попросили» помыть полы в кабинете, коридоре. Затем убрать туалетную комнату. Как могла все сделала.