Оставьте тело вне войны
Шрифт:
— Ты не волнуйся, они все на поправку резко пошли. Их сейчас накормить надо. Гена, если есть что из еды, то доставай, будем раненых кормить, — заметив взгляд капитана, сказал он Изюмову. — И ты Наталья тоже впрягайся, — озадачил он жену.
Жора притащил пять банок тушёнки и булку хлеба. У Гены нашлось две банки рыбных консервов.
— С левого борта сзади двое раненых тяжёлых. Нижний и верхний. Всем дайте по полбанки тушёнки с хлебом, а этим ещё и рыбные консервы, — распорядился Глеб.
Комбат начал ножом взрезать банки и резать хлеб.
—
Ложек нашлось шесть штук, кружек тоже шесть. Жора притащил чайник и разливал. Пить и есть лёжа очень тяжело. Надо человека хоть чуть-чуть приподнять. Поэтому пришлось всех лежачих отстегнуть. Комбат и Изюмов чуть приподнимали за плечи больных, девчата кормили, некоторые ели сами. Нижний ряд, оказалось, накормить тяжелее всего. Приходилось вставать на колени. Но за полчаса управились. Тяжёлым больным скормили и рыбную консерву.
Выпив чаю, крайний боец, с которого Глеб начал лечение, сказал:
— Вот не верил я в Хранителя, думал сказки всё это. А теперь верю, сам видел!
— И что же ты видел? — тут же раздалось сбоку
— Руки светящиеся, вон над тем хлопцем долго висели, — показал он пальцем на противоположный ряд. — А над остальными по несколько секунд. Так что прилетим в Москву здоровыми. Полежим недельку, как водится, Москву посмотрим, и назад, на фронт.
Жора пошел ставить второй чайник. Вернувшись, вручил Анастасии плитку шоколада:
— Это для девушек к чаю, командир прислал.
— Спасибо, — зарделась Настя. И честно поделилась с Натальей.
Сладкий горячий чай был хорош. Боря пил с удовольствием, да и все остальные тоже. Раненые, поев, уснули, лишь двое продолжали обсуждать появление Хранителя.
К комбату подошёл борттехник и тихо, чтобы никто не слышал, сказал:
— Товарищ капитан, командир просит зайти в кабину.
— Майор Степанов, — представился лётчик. — Капитан, как думаешь, стоит мне своему особисту докладывать, что нас посетил Хранитель?
— Пусть доложит, но точку на маршруте укажет в полосе шестой или пятой армии не дальше Ровно.
— Спасибо, капитан, — поблагодарил командир экипажа, когда Борис продублировал ему слова Глеба. — А то дела вокруг пошли секретные, а мы к ним не привыкли.
— Если что, — сошлётесь на меня, сказал Борис. — Капитан Михайлов. — Да и не будет никакого шума. В Москве нас встретят.
" А ведь могут и встретить! — подумал Глеб. — Но не те, кому надо!"
— Боря, спроси, они обычно на каком аэродроме приземляются?
— С ранеными или на Центральном или в Тушино. Оттуда ближе всего развезти по госпиталям.
— А второй борт где будет садиться? Они же парой идут?
Михайлов продублировал вопрос.
— Или с нами, или в Чкаловском. Как прикажут.
— Поблагодари и предупреди, что возможна попытка нас сбить своими или чужими истребителями при подлёте к Москве.
Борис предупредил и вышел из кабины.
— Штурман, что об этом думаешь? — спросил командир.
— Сопровождает Хранитель
— Вот и я об этом подумал.
— Предупреди 78-й борт, пусть стрелка в кабину посадят и смотрят в оба, нам происшествия ни к чему.
Глеб вышел на Поршнёва. Думал, что не достанет по мыслесвязи, расстояниё всё-таки уже под тысячу километров, но достал свободно. Попросил обеспечить встречу на аэродроме и истребительное прикрытие при подлёте к Москве.
— Неспокойно у меня на душе, Егор Тимофеевич. Что-то не так идет.
— Хорошо Хранитель. Посадим вас на Центральный аэродром. Прикрытие обеспечим. Пароль для опознавания "Львов 41".
Поршнёв доложил Дятлову и тот вышел по ВЧ на Наркома.
— Я понял, — сказал Берия и положил трубку. На все Московские аэродромы были тут же направлено по взводу бойцов НКВД, с задачей тихо проверить наличие посторонних лиц или войск на аэродромах, возможные засады снайперов. Обеспечить посадку самолётов с ранеными и их охрану.
При подходе к столице встретили четыре истребителя. Один покачал крыльями и вошел в связь:
— Круглоносые, я "Львов 41", сопровождаю вас до аэродрома, как поняли, прием.
— Вас понял, — ответил Степанов, — идем в сопровождении.
Истребители тут же перестроились, два самолета заняли позицию сверху, два сзади и пошли змейкой, чтобы не вырваться вперёд. Как только показалась Москва, два истребителя обогнали транспортники и умчались вперёд. Степанов уже собрался перекладывать штурвал, для захода на посадку в восточном направлении, когда в наушниках раздалось опять:
— Круглоносые семьдесят шесть и семьдесят восемь, я Львов 41, на Центральном бой, посадку запрещаю, идем на Тушино. Тридцать девятый и сороковой закрыть круглоносых снизу. При попытке обстрела атаковать на поражение!
"Кого же мы везём? — подумал Степанов, обходя Москву по кругу, — хорошо, что капитан дал позывной на опознавание, а то бы шарахались ото всех. Львов 41 даже своих зениток опасается".
Два Яка опять ушли вперёд к Тушину, проверить аэродром. Вернулись.
— Я Львов сорок один. Всё нормально, заходим на посадку.
Оба транспортника чуть довернули по курсу и начали снижение. Степанов садился первым. Раненых к этому времени опять пристегнули к носилкам. Пассажиры сидели по местам. Мгновение и самолёт, проскочив над рекой, уже бежит по земле, еще мгновение и заднее колесо тоже касается грунта. Садились на правую полосу, ближнюю к Волоколамскому шоссе. Сели успешно. Степанов погасив скорость, начал подруливать ближе к служебным зданиям. Наверняка придется ждать, пока за ранеными пришлют транспорт. Истребители кружились над аэродромом ещё десять минут, наблюдая, как из самолётов начали выходить пассажиры. А на поле выехали три легковых машины. Следом показался грузовик с автоматчиками. Красноармейцы выставили часовых у самолётов и образовали редкую цепь вокруг пассажиров. Часть прилетевших села в автомобили, часть направилась к зданиям.