Остаюсь с тобой. Лайза
Шрифт:
– Хорошо. Вернёмся к этому… спору о плитке. Давай с тобой действительно поспорим…
– Я не собираюсь спорить. Я вообще не хочу вмешиваться в чужие дела. Я только занимаюсь своими. – В подтверждение слов я стал ещё интенсивнее перебирать вещи в сумке.
– Я серьёзно. Для меня это не просто глупая перепалка, о которой я завтра забуду, особенно если эта плитка действительно через неделю пойдёт трещинами или изотрётся.
Я прервался, выдохнул, но снова стал искать свою футболку, которая попалась мне в руки уже не единожды.
– Мне не безразлична судьба проекта.
Я уже не так отчаянно терзал свою сумку и её содержимое:
– Я не хочу с вами спорить. Между нами рабочие отношения, а это…
– Что не помешало тебе перечить мне у всех на глазах!
Я опустил голову и покачал, не решаясь посмотреть на неё.
– Что? Не готов так же бороться за своё мнение, как я? Я даже предлагаю тебе самому определить цену спора.
Это был уже не вызов! Это был удар… Удар вне правил!
Я отшвырнул от себя сумку, упёрся руками в стеллаж и повернул голову к Лайзе:
– Цену спора? Это – на что будем спорить?
– Да… – её голос вдруг задрожал, от нетерпения или от того, что на самом деле боялась моего согласия – я не понял.
И тут запал её азарта переметнулся ко мне. Наверное, лучше бы в это время позади меня возник Андрюха или даже Дуглас, но никакого препятствия рядом не оказалось, и я выпалил:
– Если вы проиграете, я вас поцелую!
Как это пришло мне в голову? А как такое могло не прийти? Я представил себе, как должно быть она пожалеет о своём смелом и уверенном предложении, когда поймёт, на что сама себя обрекала: какой-то там парнишка в пропитанном цементом и растворителем комбезе покусился на её недоступность и величие, а если проигрыш, так ещё придётся терпеть его… Я победоносно ухмыльнулся своему выпаду и представил, как она сейчас будет выкручиваться, наверное, обругает меня, призовёт к здравому смыслу, а в конце обидится и та-а-ак хлопнет дверью! Нет, всё-таки придержит (в мыслях я уже глумливо хохотал в голос). Такой урок ей стоило преподать! Нет, я не гордился собой и тем, что мне выпала такая честь, но ликовал от справедливости сложившейся ситуации.
– Что? – Лайза осторожно обернулась к двери, вероятно, желая убедиться, что та закрыта и меня никто не слышал.
Она буравила меня взглядом, полным сомнений. Уверен – изо всех сил надеялась, что я так неудачно подшутил.
– Что? – повторила Лайза как будто не своим голосом. – Ты настаиваешь? Но это не должно касаться…
– Вы сами предложили мне выбрать. И вы ещё можете отказаться.
Пребывая в не меньшем смятении, чем она, я оторвал затёкшие руки от стеллажа и, скрестив их на груди, ждал, когда она уже свернёт разговор и прекратит эту пытку. Поверьте, учитывая моё положение – и территориальное, и служебное – мне было совсем не легко участвовать во всём этом.
Но её реакция меня просто «убила». Она расслабилась, от чего её рука спокойно выпрямилась вдоль тела, и равнодушно
– Я согласна.
У меня чуть не вырвалось избитое в данной ситуации: «Что?», но я смолчал и просто смотрел на неё. Поверить в то, что услышал, было трудно, но, похоже, самонадеянность в этой девушке не признавала границ – даже её личных. На что она рассчитывала? Вывернуться в последний момент и избавить себя от последствий спора?
– Что могу выбрать я? – она закатила глаза и поджала губы, но в этом не было и капли кокетства – сплошная тираническая изобретательность.
Поймав на себе мой вопросительный взгляд, Лайза пояснила:
– Раз я предложила тебе выбирать выигрыш для себя самого, то будет справедливым и мне предоставить такое же право.
Теперь в её голосе прозвучало отчаяние с примесью горечи, и я понял, что в долгу она не останется.
– Я вижу, ты очень дорожишь своим положением в обществе, и очень ценишь мнение своих коллег. – Нет, не насмехающаяся, а вполне серьёзная девушка смотрела на меня. Даже ровные разлетающиеся брови её сейчас сдвинулись к переносице и образовали извилистый узор из кожных складок и чёрных волосков. – Я знаю, что вы наводите порядок на площадке по очереди, столовую убираете, подсобные помещения. Ну, не буду перечислять всех мест, где вы наводите чистоту…
Я уже и так понял, к чему она клонит.
– Мы сами распределяем между собой, кто и что убирает. Поверьте, никому не доставляет радости эта часть работы, но её нужно выполнять.
– Я знаю, – из-под её ресниц мне подмигнуло само коварство. – Так вот: если я окажусь права…
– Вы допускаете, что можете быть не правы? – я уже не стеснялся поддевать мою экзекуторшу.
– Нет! – Она сделала паузу. – Дослушай. В общем, в случае если… – Она выразительно посмотрела мне в глаза и наконец договорила: – Неделю будешь выполнять всю самую грязную работу.
Я не удержал вздоха, который вырвался сам собой, как будто я уже проиграл и был поставлен перед фактом исполнения неприятной обязанности.
– Сам вызовешься.
– И как я объясню им свой альтруизм?
– Это уже твои трудности, – безразлично бросила она, глянув в сторону. А потом добавила прямо в глаза: – Заодно посмотрим, как ты ценишь своих коллег и уважаешь их.
Да, последнее слово должно было остаться за ней! И это слово она каждый раз подбирала тщательно!
Когда Лайза повернулась, чтобы уйти, я с присущей человеку, вступающему в деловые отношения, обстоятельностью уточнил:
– Как вы будете проверять, выполняю ли я условия спора? Будете неделю приходить сюда?
Она обернулась через плечо и лукаво улыбнулась:
– Уже готовишься к поражению?
Невозможно было на её улыбку не ответить тем же, только моя получилась застенчивой, и я спрятал её, опустив голову, и уставился на свою обувь. Поразительно, как человек способен вызвать неприязнь к себе умением подавлять чужое «я» и тут же обезоружить тем же.
– Может, по-твоему, я не очень хорошо понимаю особенности отделочных материалов, но вот в людях я точно разбираюсь неплохо. Тебя проверять не придётся.