Осторожно! Мины!
Шрифт:
Эй, Сокол, а не рано ли ты сдался? Неужто мины таки одолели тебя даже тут, в загробном мире? Ведь даже Махэо не знает кто кого, а тебе так точно уже нечего терять. Сражайся!
Но как?!
А вот так!
Стас открыл рот – получилось! – и тут же в него хлынуло что-то вязкое, забилось в глотку, обратно не выплюнешь. Лед плавился, языки пламени тускнели, уступая место серому студню, окружившему Сокола со всех сторон.
…и сказала она: ты рад,
…и Махэо ответил: я заберу лишний плод, отдам его клубню первородному, но никто из людей рода твоего не увидит счастливой земли, обещанной мною отцам вашим…
…и был гнев, и была ярость, и великое негодование было…
…и потому сокрытое принадлежит одному лишь Махэо, открытое – нам и сынам нашим, чтобы помнили и поклонялись…
Стас обязательно увидит счастливые земли. Он так решил еще в детстве, когда впервые услышал легенду о сотворении мира. Вот только бы выбраться из студня!
Руки Сокола опять ему послушны. Он выставил их перед грудью, но не смог выпрямить, что-то мешало. Ногами уперся в ограничитель, оттолкнулся – и стукнулся головой во что-то твердое. Куда бы его ни поместили духи, это место Стасу не нравилось. Но это уже кое-что, уже повод поразмыслить о том, как отсюда выбраться…
Танец Солнца исполняют, когда бизоны разжирели и вишня в соку. И если ты храбр, щедр и дух твой в силе, то шрамы от ран, полученных в Танце, принесут тебе уважение не только соплеменников, но и врагов. С огромным удовольствием Стас подвергся бы мучениям – повисел бы на столбе вниз головой, радуясь тому, что мудрые старцы срезают с него пласты кожи и кусочки мяса, – если бы этим можно было заменить путь на Другую Сторону и вязкий студень, из которого нет выхода.
Стас на Другой Стороне, янтарь ни при чем. Он все еще воин така, а не муха. Спасибо хозяйке трамвая, она помогла ему добраться туда, где заточили Лизу. А раз так, он выберется из ловушки! То, что сделано одним человеком, может быть сломано другим. Так говорил отец Старого Сокола.
Внезапно мутный студень стал прозрачным. Стасу пришлось зажмуриться, так ярко ему светили в лицо. Кто светил? Перед тем как Старый Сокол закрыл глаз, он успел заметить странного старика с какой-то штукой в руке, из которой вырывался ослепляющий луч.
Стас ткнул кулаком перед собой, но лишь расшиб костяшки о невидимую преграду. Хоть студень и стал прозрачнее и жиже, он никуда не делся.
– Молодой человек, вы наконец-то очнулись или мне это кажется? – услышал Стас звонкий голос и несмело взглянул на старика.
Старик улыбнулся:
– Так чего вы там сидите? Выходите уже, милости прошу!
Что-то чвякнуло, вжикнуло, сдвинулось, выпростав студень из той ловушки, в которой очутился Сокол, по телу приятно зашарили потоки теплого воздуха, сердце радостно забилось. Воин така откуда-то знал, что скоро его освободят.
И предчувствие его не обмануло.
Если бы Старый Сокол обладал достаточным объемом знаний, он бы понял, что после перехода на Другую Сторону очутился в неком подобии барокамеры. А точнее, в очень дорогом и секретном приборе – материализаторе, который спецы Технопарка шутя называли «жарочным шкафом» за то, что именно в нем за считаные минуты происходило величайшее таинство природы: создание из простейших элементов такого сложного существа, как человек. Для того чтобы смонтировать из аминокислот того же Стаса, нужно было затратить уйму энергии – целой атомной электростанции не хватило бы для акта творения. Но это как раз и не было проблемой. Ибо переход в реальность сопровождался большим выделением теплоты, которая преобразовывалась…
– Меня зовут Оймикадо. – Старик хихикнул и сам испугался своего смеха, очень негромкого, кстати.
Это ж чем надо было запугать человека, чтобы он боялся собственного смеха? Стас опасливо оглянулся по сторонам, но ничего страшного, кроме пыльных колб, луж масла на полу и паутины в углах, не заметил. Жирные коробки из картона, в которых копошились тараканы, тоже могли испугать всякого, кто уважает чистоту, но… Лавируя между масляными пятнами, по полу шмыгнула крыса и скрылась в дальнем, темном углу.
– А я – Старый Сокол. Или Стас.
– Я знаю. – Старик постучал пальцем по блестящей пластине, на которой что-то было нарисовано – какие-то непонятные знаки, вроде бы буквы, но в то же время и нет. – Тут написано, что ты опознан как объект «Старый Сокол», племя така, ареал Отшельника, квазиреальность номер один.
Из сказанного Стас понял только то, что пластина много чего порассказала о нем. Умная вещь. Наверное, такая же хорошая, как холодильник. Вот бы показать Углю Медведя, он бы вмиг разобрался, что это и как работает.
– Вообще-то я не совсем Оймикадо, – буркнул старик, повернувшись к Стасу спиной. – Я клон того самого академика Оймикадо, третья версия, второй образец. Оймикадо три точка ноль два. Меня недавно вырастили и искусственно состарили. Это такая традиция. Вообще-то подобные шутки запрещены Конституцией, но тут, в Технопарке, свои законы.
Старик был одет в грязный халат, когда-то белый. На верхней губе у него топорщились тонкие усики, в одном глазу блестело пенсне. Ходил он – Оймикадо, его зовут Оймикадо! – сгорбившись и сложив руки за спиной. А еще он совсем не смотрел под ноги.
– Я оператор «мясницкой»! – с вызовом заявил Оймикадо, глядя в единственный глаз Стаса, как будто ожидая от воина така какой-то особой реакции.
Знать бы какой… Но Стас не знал, поэтому предпочел застыть на стуле, куда он перебрался из той жуткой трубы, в которую угодил после перехода. На нем, кстати, вообще ничего не было, ибо на Другой Стороне он появился в чем мать родила. Но старика это, похоже, ничуть не смущало, поэтому Стас решил держаться гордо – мол, так и задумано, одежда ему не нужна, он вовсе не смущен.