Осторожно, сказка!
Шрифт:
Домишко возник перед нею неожиданно, враз, вынырнув из зарослей чертополоха. Старый домишко, мытый-перемытый дождями, сушенный-пересушенный ветрами. Скособочился, поглядываете любопытством малюсенькими оконцами из-под резных наличников. Совсем сказочная избушка на курьих ножках. А на крыше самая что ни на есть современная антенна.
Замедлила шаги Лена. Что же делать дальше?
Дверь распахнулась. Навстречу Лене спешит старушка. Обыкновенная старушка — в больших очках, в черном платье с кружевным воротничком. На лице удивление, руками всплескивает:
— Батюшки-светы!
Заходит Лена в горницу, оглядывается — не здесь ли Ванечка? Нет Ванечки. Две девчонки у стены жмутся. Одна рослая, в зеленом платье, глаза желтые, смотрят неприязненно. Другая за нее прячется, маленькая, рыжая.
— Внучки мои… Маша да Наташа. Погостить к бабушке приехали. А тебя-то как зовут, девочка?
— Лена.
— Леночка! — и старушка снова принялась вздыхать да охать, Лену жалеть. А сама времени попусту не теряет — шустрая такая старушка. У нее уже и чайник кипит, и чашки на столе, и ватрушки на тарелке. Внучками командует. Одна Лене умыться помогает, на руки льет из кувшина. Другая из кладовой варенье тащит.
Смотрит Лена на все приготовления — слюнки глотает. Тает, рассеивается без следа ее настороженность. Сомнения быть не может — попала она к добрым людям, а не к Кикиморе Болотной. Разве бывают Кикиморы такими заботливыми, такими человеческими? Да и вообще существуют ли они на свете? Может быть, Кикимора — просто выдумка Тетушки Дурные Вести, очередной ее фокус? Совершенно забыла Лена предостережение Доброй Вести. Откуда было знать ее доверчивому открытому сердечку, что может подчас таиться за приветливостью и заботой.
— Мальчик к вам не заходил? Не встречали вы мальчика?
— Мальчика? Какого такого мальчика?
С чего это вдруг нахмурилась добренькая старушка?
— Ах, мальчика! — заулыбалась она опять. — А как же! Встречала, встречала, деточка!
Обрадовалась Лена:
— Где он?
— У нас тут… был. Был, говорю. Сейчас нету. Мы его приветили, накормили. И… и он домой пошел. Да-а! Отсюда до дому, если напрямую, совсем недалеко будет. Недавно ушел, минут десять — не больше!
Лена так и вскинулась:
— Я ж его догоню!
— Догонишь, догонишь, деточка! — кивает головой старушка. — Маша! Слышишь, Маша? Тебе говорю, — прикрикнула на желтоглазую. — Покажи хорошей девочке дорожку к ее братцу. Ту самую, что покороче, — и хихикнула.
Чего, спрашивается, хихикать? Ничего смешного нет.
— Покажу. Отчего ж не показать? Не велик труд, — девочка тряхнула головой. Волосы упали на лицо, из-под них смотрит на Лену неподвижный желтый глаз.
Вышла Лена с желтоглазой девчонкой на крыльцо, а там ее поджидает вся воробьиная стая. Только завидели — и в крик. Вьются над головой, громко чирикают…
— Тише вы! — смеется Лена. — Ишь, обрадовались, что Ванечка нашелся.
Откуда ей было знать,
Вдруг до Лениного слуха донеслись очень знакомые звуки:
— Эй, моряк! Ты слишком долго плавал. Я тебя успела позабыть…
— Ванечка! — остановилась Лена, прислушиваясь.
— Там он… Там! — схватила ее за руку желтоглазая.
Но ведь голос раздается совсем в другой стороне! Не дала Лене желтоглазая как следует вслушаться, потащила за собой с такой силой, какой наверняка позавидовал бы любой штангист среднего веса.
Глава четырнадцатая, в которой Ванечка весело проводит время в обществе привидений
Кто же это пел, спросишь ты, Ванечкиным голосом? А он сам и пел. Пел для собственного удовольствии. Точнее сказать, для собственного успокоения. Потому что сидел он в той самой Пещере Кошмаров, о какой говорила ему Злючка-Гадючка, и сторожили его Кикиморины привидения.
Пещера, правда, была похожа на обыкновенный подвал — с тяжелой, окованной железом дверью, низким каменным сводом и осклизлыми ступенями.
Привидений Ванечка пока не видел. Зато слышал. Они с шумом проносились мимо него. Лаяли. Кудахтали. Завывали. Одним словом, старались на всю катушку. Это было очень страшно. Очень. Но все-таки терпимо. Потому что Ванечка уже кое-что повидал и успел попривыкнуть к обществу сказочных персонажей: А чтобы подбодрить себя, он стал петь самые громкие песни.
Помогло! Кроме своего пронзительного голоса, он теперь не слышал никаких посторонних звуков и приободрился. Но привидения тоже не собирались сдаваться. Они выжидали. У Ванечки, наконец, запершило в горле, и он перевел дыхание. Тогда из глубины Пещеры поднялось нечто огромное, серое, не имеющее формы. Поверху потянуло холодным ветром. Ванечкины волосы встали дыбом.
Непонятное жуткое чудовище медленно приближалось…
Внезапно до Ванечкиного слуха донеслись низкие рокочущие звуки:
— Уррмм — мя-а-а!
Серое чудовище опало, рассыпалось. Мальчишка явственно увидел прижавшихся к стене четырех знакомых уродцев. Так вот, оказывается, кто это! Братцы-Упрямцы да Сестрицы-Капризицы. Они, выходит, еще и привидениями у бабки Кикиморы по совместительству работают.
Дрожат уродцы, готовы в стену вдавиться — и ни звука, онемели от страха. А перед ними в боевой позиции Серафим. Добрался-таки котище до своих давних недругов!
Пискнули вдруг жалобно уродцы и — пропали из глаз! Только четыре маленьких серых мышонка прыснули из угла на все четыре стороны. Серафим даже не шевельнулся. Стоило ли гоняться за таким ничтожеством? Он выгнул спину и с удовольствием потянулся — точь-в-точь, как человек, выполнивший нужную, но неприятную работу.