Осторожно! Злой препод!
Шрифт:
Хотя кто знает, не выберу ли я юную соседку справа. Сперва она долго шуршала пакетом, потом разворачивала пачку жевательной резинки, а теперь с упоением чавкает, явно не собираясь прекращать приятное занятие ближайшие полчаса. Есть еще ее подружка, держащая на вытянутых руках мобильный телефон со светящимся экраном — так, что я тут же слепну на один глаз. Однако барышне этого мало, и она почти непрерывно делает снимки со вспышкой, каждая из которых сопровождается громким писком аппарата. Трудно сказать, догадывается ли простодушное существо, что вспышка освещает меня, а вовсе не сцену, и толку от нее ни малейшего. Не удержавшись, я сделала-таки замечание, и девушка с отвращением
Действительно, зачем?
Прости, любезный читатель! К нелюбезному даже не обращаюсь, заранее зная, что бесполезно — не простит, и правильно сделает. Я искренне стремилась посвятить главу исключительно прекрасному, а вот никак не могу упустить случая и в нем найти плохое. Боюсь, это возрастная деформация, вроде артроза. Как сказал хирург, к которому я обратилась недавно по поводу болей в плече: «А чего еще можно ожидать в такие годы?» И он дважды подряд с особым чувством долбанул согнутым пальцем по моей медицинской карте. Правда, зрелого возраста медсестра гневно возразила: «Это ведь молодая женщина, ей предстоит жить да жить». И заставила-таки врача выписать рецепт.
Попытаюсь оправдать ее надежды и хотя бы третий праздник вам не испортить… ведь, когда в сладкое добавляют щепотку соли, вкус становится только лучше.
Итак, путешествия. Вы ведь их тоже любите, правда? Ближние или дальние, российские или заграничные, реальные или виртуальные — они пересекают нашу обыденную жизнь, словно волнорезы бушующее море. Обдумывая дома день за днем свои бытовые проблемы, мы невольно преувеличиваем их значимость, и они нарастают, словно волны во время шторма. Но стоит увидеть другой, непохожий мир, и по возвращении твои заботы мельчают. Со мной, по крайней мере, так.
Я много где побывала. Как сейчас помню свою первую заграничную поездку. Денег, по обыкновению было в обрез, и я выбрала дешевую автобусную, путевку — то, что называется галопом по Европам. Кульминацией предполагался Париж. А за неделю до срока у меня поднялась высоченная температура, и врач послала меня на флюорографию.
На следующий день зазвонил телефон.
Суровый голос сообщил:
— Срочно в туберкулезный диспансер! У вас множественные очаги в легких!
Мама разрыдалась.
— Но как же путевка? — пролепетала я, роняя трубку.
Ноги ослабли, голова закружилась — а я и так была не очень-то сильна после недавней лихорадки.
— Какая путевка? — ужаснулась мама. — Ты хоть понимаешь, о чем речь? Туберкулез — страшная, неизлечимая болезнь. Это ведь чахотка. Ты в любой момент можешь умереть!
Перспектива меня огорчила. Не скрою, если я стану искать, чем похвастаться, здоровье примостится ближе к концу списка (из суеверия не стану определять точного места). Я пережила достаточно неприятных минут, связанных с разнообразными диагнозами (как и с отсутствием таковых). Однако усиленное чтение классики окружило чахотку особым ореолом. Сразу представлялось кресло, в котором меня, обессиленную, станут возить (кто? мама явно не потянет), изнуряющий кашель (а как тогда читать лекции?) и постепенное, но неизбежное угасание, сопровождаемое приступами истерии.
Хорошенько все это обдумав, я вынесла вердикт:
— Если у меня незаразная форма, даже не уговаривай — все равно поеду. Раз скоро умирать, я тем более должна напоследок попутешествовать. А там — будь что будет…
Впрочем, рентген, сделанный в разнообразных проекциях, очагов не обнаружил, и причина температуры навсегда осталась тайной. Возможно, нервный организм таким оригинальным образом предвкушал будущее счастье.
Париж не просто оправдал мои ожидания — я до сих пор верю, что если я не слишком нагрешу в этой жизни, то после смерти очнусь именно там (помните из «Гусарской баллады»: «А что Париж?» — «О, это рай!»).
Недавно я побывала в любимом городе второй раз — очередной гонорар, а вы что, оптимистично предполагали прибавку к зарплате?
За десять лет многое изменилось. Теперь можно было не связываться с турфирмой, а заказать авиабилет и гостиницу через Интернет. При определенной удачливости это получалось даже дешевле.
Когда мы со Светой прибыли в свой отель, размахивая бумажкой с бронью, выяснилось, что на ресепшен нас совсем не ждали. Видимо, случился сбой в компьютере, и до них бронь не дошла. И вот мы стоим, бездомные, с двумя огромными чемоданами, посреди города, в котором не знаем ни одного человека, за исключением президента Саркози — и того сумеет идентифицировать разве что Света, на меня надежды нет. В чемоданах шикарные летние наряды и ни одной теплой вещи, ибо в Питере жуткая жара. Здесь же прохладно и даже накрапывает дождик.
Окажись мы в схожей ситуации в Москве, подозреваю, лежали бы без чувств на асфальте, а очнулись уже без чемоданов, быстро позаимствованных добрыми людьми. А в Париже мы лишь весело хихикаем над сложившейся ситуацией. Комизма прибавляет тот факт, что обе мы знаем по-французски лишь пардон да мерси. С английским несколько лучше — я бойко на нем болтаю, однако напрочь не понимаю ответов, они сливаются в моем мозгу в бессвязное бормотание. У Светы, наоборот, возникает ступор, когда нужно открыть рот, зато она с легкостью разбирает каждое слово. Так мы и объясняемся с портье. Я произношу фразу, он отвечает, Света переводит мне его слова, и инициатива вновь переходит ко мне. Юноша за стойкой воспринимает нашу методу без удивления, лишь повторяя: «Ноу проблем».
Проблемы и впрямь разрешились. Правда, номер для нас освобождался лишь через два часа, но за моральный ущерб нам дали дополнительную скидку. Бросив чемоданы прямо в холле, мы отправились в ближайшее кафе перекусить. На стене было вывешено странное меню: вход плюс тарелка. Слова совпадали с английскими, так что мы восприняли их без труда.
Вход с тарелкой нас смутил, и мы двинулись дальше. Следующее кафе обещало ровно то же самое. И третье, и четвертое — хотя цены обозначены разные. Что бы это значило? Входишь, и тебе предлагают тарелку? Хотелось бы верить, не пустую. Но что в нее положат? Разрешают ли клиенту выбрать или лопай, что дают? Мы энергично обсуждали проблему по-русски, пока к нам не обратился на том же языке проходивший мимо парень. Это был студент из Ярославля, на семестр приехавший в Сорбонну — она располагалась неподалеку. Вход оказался закуской, а тарелка горячим. Очень удобно — берешь любую из закусок и какое хочешь горячее, платя гораздо меньше, чем за эти же блюда по отдельности.
Смертельно голодные после перелета, мы потребовали свиной стейк.
— В белом вине или в красном? — перевела мне Света.
Несколько удивленная, я предпочла красное, подруга ко мне присоединилась.
Вскоре нам принесли два куска мяса. Вином оно не пахло, зато было фактически сырым!
— Наверное, речь шла о мясе с кровью… — жалобно пролепетала Света. — Ты уж извини.
Вообще-то мы обе считаем — свинина должна быть хорошо пропеченной, с хрустящей корочкой, а иначе это полуфабрикат. Есть полуфабрикат представлялось странным. Просить дожарить? Неловко, да и не хватит словарного запаса.