Остров Блаженных
Шрифт:
От потери крови у Хилы закружилась голова. Он почувствовал, что каждая клетка тела отзывается на вибрацию загадочного прибора. Эти конуса, а вовсе не мертвый Ахмаев, звали его к себе.
Теперь Хила ничему не удивлялся. Даже тому, в следующую секунду платформа с конусами исчезла, и вместо нее вновь появился Умар со своим костром. Теперь у его ног стояли два доверху набитых чем-то вещмешка.
– Здорово, Хила. Вижу, сегодня ты не в лучшей форме. Отобедаешь со мной?
– Я не обедаю с мертвецами.
– Напрасно. У меня здесь полно разных деликатесов. Вот, посмотри-ка.
Ахмаев потянулся к одному из мешков.
– Тут у меня кошки…
– Мя-у-у-у!
Ахмаев вытащил из мешка худющего черного кота. Хохоча и подбрасывая его, схватил за хвост.
– Мя-у-у-у!
Хлоп! Голова животного разлетелась вдребезги от удара о ствол. Зашипели упавшие в костер куски мозга. Умар отшвырнул тушку мертвого кота и погрузил руки в другой вещмешок.
– А тут у меня змейки…
Клубок змей в руках Умара шипел, извивался. Черные с голубыми крапинами рептилии жалили Ахмаева, но ему было все нипочем. Когда клубок змей упал в костер, пламя сделалось голубым. К лесу вернулись его прежние краски. Вновь появился прибор. Только выглядел он теперь по-другому – большой конус венчала голова Умара.
– У-у-у, как трясет! – застонал гибрид, закатывая глаза от удовольствия. – Такая штука и мертвого на ноги поднимет!
Новый приступ головокружения у Хилы вызвал очередное превращение. Прибор исчез. Испарились мешки с котами и змеями. У костра опять сидел Умар с распоротым животом и разбросанными вокруг кишками. Он успел доесть мясо, швырнул прутик в костер.
– Такие дела, Хила. Что у тебя с ногами? Могу помочь, но с одним условием: ты все-таки перестанешь брезговать моим обществом, корчить из себя гурмана и присоединишься к трапезе… Вот облом! Мясо-то у нас закончилось. Но ниче – это дело поправимое. Секундочку.
Умар вытащил из-за голенища нож и, деловито сопя, отрезал у себя полоску плоти с левой руки. Крови не было. Умар швырнул мясо в костер и улыбнулся Хиле.
– Вот и решен продовольственный вопрос. Если расходовать пищу экономно, мы сможем пробыть здесь достаточно долго. Закончусь я – примемся за твои ноги. Закончатся ноги…
Запах горелого мяса стал невыносимым. Хила, наконец, потерял сознание и сразу очнулся. Не в лесу, а в своей лаборатории, которая располагалась в верхней части жуковской Пирамиды. В ноздри продолжал бить мерзкий запах. Правда, не мяса, а горелых грибов. Уходя в отключку, штатный астролог покойного Рамзеса забыл погасить огонь под котелком, и вода выкипела.
Лавируя между сложенных в стопки книг, Хила подкатил свое инвалидное кресло к столу. Закрутил вентиль горелки.
– Проклятье! Так, чего доброго, и заживо сгореть можно. Хотя… Если смотреть на вещи с философской точки зрения… Что сгорит, то не сгниет.
Резиденция Хилы имела пирамидальную форму, повторяя внешние очертания Пирамиды. Стены были задрапированы белой тканью, исписанной черными рунами, а четыре узких как бойницы окна выходили на четыре стороны света. Однообразие комнаты несколько оживляла большая, от пола до потолка картина, изображавшая самого Хилу в старинном камзоле с пышным воротником, в черной, украшенной пером шляпе, с массивной золотой цепью на груди.
У трех окон стояли приборы, с помощью которых целитель следил за движением небесных светил. Был тут небольшой, но мощный бинокулярный телескоп на треножнике, а вертикальный
Лишь из четвертого, западного окна астролог наблюдал за звездами без специальных приспособлений, используя собственные глаза. Некогда серые, теперь они стали бесцветными. Лишенным жизненных красок было и узкое лицо астролога. Когда-то подвижные, его черты теперь застыли, отчего выражение почти не менялось. Кожа обвисла, пошла складками…
– Будь все проклято…
Целитель коснулся пальцами колен. Слегка надавил. Ущипнул. Больно. Теперь ниже. Хила наклонился, ощупал свои лодыжки. Ничего…
Этот ритуал он проводил каждый день. Надеялся, что когда-нибудь произойдет чудо, и он почувствует ноги ниже колен. Он был согласен на боль, на что угодно, только бы не таскать за собой эти две засохшие деревяшки. Но счастливый день так и не наступал. Раны давно зажили, даже рубцы стали почти незаметными… Так почему же тонкие проводки, называемые нервами, не желают соединять ноги с мозгом?
Став инвалидом, Хила уже не придавал собственной внешности особого значения: не пытался расчесывать седые пучки волос по бокам головы, редко подстригал свою академическую бородку, а белую сорочку и черные брюки менял лишь по настоятельной просьбе приставленного к нему Носителя Истины. Телесная оболочка постепенно переставала интересовать Хилу – все свои силы он направлял на совершенствование разума, надеясь с помощью него победить физические немощи.
Работал он, преимущественно, ночью. Электрическим освещением давно не пользовался, заменив его свечами разных цветов и форм, хаотично расставленными на огромном столе.
Сам стол, испещренный пятнами от кислот и залитый каплями стеарина, был завален толстыми фолиантами и подлинными пергаментными свитками, которые Рамзес Садыков скупил еще до Катаклизма. Оставшееся место занимали колбы, пробирки, песочные часы, плавильные тигли, ступки с пестиками и перегонный куб. На отдельном, меньшем по размеру столе стояла муфельная печь. В большом шкафу со стеклянными дверцами поблескивали бутылки, банки и аккуратно разложенные на резиновых подстилках медицинские инструменты.
Хила с сожалением осмотрел грибы, превратившиеся в горстку углей. Вытащил из нагрудного кармана не первой свежести носовой платок, вытер покрытый испариной лоб и задумчиво уставился на песочные часы. Что-то было не так. Сознание не могло пробиться через какой-то невидимый барьер, а из обрывков наркотического бреда никак не складывалась, цельная картинка. Ничего нового он не увидел и в этом путешествии. Просто порылся в собственной памяти и оживил воспоминания об Умаре, сделавшим себе харакири, о торсионном генераторе в лесу, продолжавшем излучать свою смертоносную энергию. Все это было известно и без грибного отвара. Зря только продукт перевел. Он надеялся увидеть совсем другое. Добиться иного. Установить связь с мудрецами, победившими смерть, познать тайны существ, живущих вне времени и пространства, получить точную формулу философского камня.