Остров Больших Молний
Шрифт:
— Московский радиолюбитель, учащийся 9 класса 237 школы Прокошин. Не теряйтесь, товарищ моряк, давайте ваши координаты. Перехожу на прием!
— Я нахожусь (Крюков передавал координаты, которые слышал от Рамиреса) — нахожусь в Тихом океане между 130 градусом и 140 градусом западной долготы и экватором и 10 градусом южной широты. Могу продержаться еще сутки, может, быть двое. Прошу учесть, что меня непрерывно…
Чудо кончилось. Крохотная, затерянная в океане радиостанция, связавшаяся через огромные пространства с родной землей,
Радиограмма, переданная Крюковым, осталась незаконченной. Сообщив координаты, он не успел добавить: «Учтите, что меня непрерывно сносит течением на юго-восток».
Это явление Крюков заметил сразу, едва шквал сменился штилем. Шхуна двигалась в полосе ярко-зеленой воды, резко отделявшейся от темно-синей поверхности океана.
«Великий или Тихий» равнодушно и размеренно катил свои волны, и, казалось, никому во всей вселенной не было дела до комсомольца, брошенного на плавучем гробу в безмерной шири океана.
Неправда! Множество людей были заинтересованы и обеспокоены судьбой радиста, и прежде всего это были советские люди.
Крюкова хватились перед самым отходом судна (рация на стоянках, как обычно, не работала). Капитан «Памира» Афанасьев посетил начальника полиции Кальяо синьора Маркинеса.
Маркинес только руками разводил:
— Моряки любят покутить, посещают разные притоны. А в Кальяо есть места, где выпивший человек исчезает бесследно.
— Наши моряки по притонам не ходят, — сказал Афанасьев. — А пропавший Крюков — человек совершенно непьющий. Здесь что-то другое.
— Все возможно, все возможно, — заохал, закатил глаза Маркинес. — Может быть, синьор Кри…Кру… Криу-ков, — с трудом выговорил он и осклабился, — не пожелал возвращаться в Советскую Россию и решил остаться в Южной Америке?
Но тут Афанасьев так посмотрел на него, что начальник полиции осекся.
— Если вы не желаете заняться поисками нашего члена экипажа, — сказал Афанасьев, — я буду вынужден сейчас телеграфировать министру внутренних дел. Здесь, несомненно, имеет место преступление.
Маркинес встал. Эта старая полицейская лиса знала: самое легкое — давать обещания, еще легче не выполнять их.
— Синьор Аффанасьеу! — воскликнул он, ударяя себя в грудь. — Клянусь, что ваш радист будет найден. Я поставлю на ноги весь мой аппарат! В течение, трех дней ваш консул будет иметь результаты!
«Памир» ушел вечером. Маркинес действительно поставил на ноги всех своих сыщиков и узнал, что советского моряка Крюкова подпоил капитан Рамирес и увез к себе на судно. Но так как значительную часть бюджета Маркинеса составляли деньги, получаемые от компании «Канариас и Эквидо», то начальник полиции не дал хода этому делу и агентурные сведения были похоронены в сейфе синьора Маркинеса.
Некоторые из репортеров местных газет поддержали версию начальника полиции. Они утверждали, что Крюков бежал в Штаты с американкой, вдовой миллионера, и намерен открыть в Бостоне фабрику радиоаппаратуры.
Все это, конечно, было неизвестно Крюкову. Но он знал одно: его не бросят. Течение увлекало шхуну на юго-восток. Крюков вел себя, как Робинзон, готовый при первых признаках земли высадиться на твердую почву. Он обшарил все уголки судна, нашел хороший бинокль, оружие, патроны, продукты. Начал разбирать рубку и сооружать из нее плот. Вплавь пускаться было опасно, он не раз замечал около шхуны черные треугольные плавники акул.
На четвертый день дрейфа перед ним показался туманный признак земли. Крюков долго рассматривал его в бинокль. Да, это была земля! Остров, в центре которого возвышалась гора с горизонтально срезанной вершиной, был одет зеленью и окружен ожерельем рифов, о которые разбивался прибой. Течение, видимо, обходило рифы и устремлялось куда-то дальше в океан.
Крюков начал с удвоенной энергией собирать плот. Согнувшись, радист вбивал в доски непослушные, гнущиеся гвозди, и неожиданно стал свидетелем необычайного явления, какого никогда не доводилось ему видеть в жизни.
Где-то на западе над океаном поднялось пламя, какой-то могущественный проблеск, окрасивший тропическое небо в белый, как снег, цвет. Это было подобно вспышке магния в полной тьме, только на зажигалке космического фотографа вспыхнул не магний, а казалось, сама звездная материя.
Задумываться сейчас над причинами этого явления Крюкову было некогда. Закат приближался, шхуну могло пронести мимо острова, который обозначался все явственнее. В бинокль можно было уже различить верхушки кокосовых пальм на берегу.
у Крюкова все было приготовлено. В небольшой резиновый мешок он положил пистолет и несколько обойм патронов, складной нож, сухарей, полдюжины плиток шоколада, алюминиевую фляжку с водой. Настроение было бодрое, он даже запел вполголоса: «Увидел на миг ослепительный свет…»
Закат внезапно окрасился странными, густо-зелеными тонами. Крюков поднял голову, взглянул на горизонт и похолодел. Там, где океан сливался с небом, еще очень далеко, но явственно, зримо поднимался колоссальный вал. Крюков понял, что это такое: тсунами! — грозное явление природы, страшнее смерча и циклона, одна из тех разрушительных волн, что возникают в результате моретрясений.
Огненный пояс подводных вулканов пересекает Тихий океан. Рожденные подводными извержениями тсунами несутся иногда со скоростью самолета. Одна из таких волн пересекла за полсуток два океана.
Крюков интересовался океанографией и память подсказывала ему впечатляющие цифры: та «тсунами» имела в длину 500 с лишним километров и 35 метров вышины. У острова Ява она подхватила стоявшую, в порту канонерку и забросила ее на несколько километров в глубь суши.
Теперь такое чудовище угрожало ему воочию. Оно восставало все ближе и ближе — зеленое, опененное белокружевной каймой.