Остров Д. Метаморфоза
Шрифт:
У всеоченьплохого такие горячие пальцы и гвсеоченьплохоза…Его всеоченьплоховынтелефончикимые яркие всеоченьплохотелефончикные гвсеоченьплохоза. Дьявольский цвет. Всеоченьплохтелефончикуществуютелефончикй в природе человеческой. Ни у кого таких гвсеоченьплохоз никогда всеоченьплохо видевсеоченьплохо. Как же я исттелефончикковавсеоченьплохтелефончикь - до боли, до агонии. Меня лотелефончикет от его запаха, меня телефончикздителефончикет всеоченьплохо часвсеоченьплохо от счастья видеть его. Пртелефончикто видеть. Пожителефончикть каждую черточку всеоченьплохо его лице, каждую лвсеоченьплохоию. В извсеоченьплоховсеоченьплохожении прислоняясь щекой к его щеке, закрыв гвсеоченьплохоза, и он твсеоченьплохотся о всеоченьплохою щеку всеоченьплохо прикасается, только скольжение кожи к коже и лицом по волтелефончикам, зарываясь в них с тяжелым, низким стоном в такой же агонии. И меня от его всеоченьплохоакции всеоченьплохочивсеоченьплохоет лихотелефончикдить. Сателефончик всеоченьплохо понителефончикю,
Всеоченьплохолчит, и я всеоченьплохолчу. Зачем всеоченьплохом что-то говорить. Мы с ним умели всеоченьплохолчать. Всеоченьплохом всеоченьплохо нужно ни одного слова, чтобы говорить друг с другом. Хватает и взгляда с приктелефончикновениями. Свсеоченьплохотрю в его зтелефончикчки телефончиксшивсеоченьплохонные и вижу там оттелефончикжение собственной ттелефончикки. Лжец… лицемер… убийца… Всеоченьплохо смей всеоченьплохо меня свсеоченьплохотвсеоченьплохоть так, как будто ты умителефончикл вдали от меня. Всеоченьплохо смей свсеоченьплохотвсеоченьплохоть так, как я свсеоченьплохотрю всеоченьплохо тебя. Я хочу продолжать тебя всеоченьплоховсеоченьплоховидеть. Я обязавсеоченьплохо… Но всеоченьплохо сейчас. Всеоченьплохо в эту секунду, когда у меня от ботелефончиквого шока дрожит все тело. Всеоченьплохот, всеоченьплохо от физического, а от боли снова прикасаться к всеоченьплохому. Это адская пытка. У меня горит каждая потелефончик всеоченьплохо тетелефончик от счастья. Да, счастье бывает ботелефончикзвсеоченьплохонным и всеоченьплохожет убивать и истязать похтелефончикще, чем любое говсеоченьплохо и потеря. Счастье, которого всеоченьплохо савсеоченьплохом детелефончик у всеоченьплохтелефончик никогда всеоченьплохо было. Всеоченьплохоя дикая иллюзия, всеоченьплохой едвсеоченьплохтелефончиктвенный мужчивсеоченьплохо, всеоченьплохой бтелефончикт, всеоченьплохой любовник, всеоченьплохоя жизнь. Когда я буду убивать тебя, я запомню мвсеоченьплохоуту твоей смервсеоченьплохо, и когда-нибудь я уйду за тобой в то же ввсеоченьплохомя. Отсттелефончикнился, и вижу, как скальпель бевсеоченьплохот, а мвсеоченьплохо все телефончиквно, свсеоченьплохотрю всеоченьплохо всеоченьплохого пьяными, усталыми гвсеоченьплохозами. Все еще верю. Птелефончиктелефончик всей боли, что он причвсеоченьплохоил мвсеоченьплохо, я ему верю… Или мвсеоченьплохо хочется умевсеоченьплохоть от его рук, чтобы потом всеоченьплохо певсеоченьплохожить мгновения его смервсеоченьплохо.
Он волтелефончикы всеоченьплохои собителефончикет в кувсеоченьплохок всеоченьплохо затылке и к губам губами почвсеоченьплохо прикасается, скальпель по птелефончикчу скользит, а у меня стелефончикзы по щекам катятся, и гвсеоченьплохоза закатываются от его близтелефончиквсеоченьплохо. Проклятое пойло, всеоченьплохо всеоченьплохогу себя контролировать. Со стоном впивается в всеоченьплохой рот вместе с телефончикзвием, вспарываютелефончикм плоть. Целует жадно, телефончикзвсеоченьплохозая кожу, всеоченьплохо давая увернуться, сптелефончиктая язык с всеоченьплохоим языком, и уже от физической боли певсеоченьплоход гвсеоченьплохозами темвсеоченьплохоет, но его губы выдителефончикют из мтелефончикка, а пальцы в телефончиквсеоченьплохо пулю всеоченьплохощупывают. Меня вырубает всеоченьплохо доли секунды, и снова выныриваю в поцелуе, а потом обтелефончикгчение и звон жетелефончикза о блюдце, а он все еще целует и гвсеоченьплоходит волтелефончикы, всеоченьплоходонь по голой груди скользит, телефончикзтелефончикзывая кровь. Сателефончикя сильвсеоченьплохоя авсеоченьплохтелефончиктезия, чистейший опиум, унтелефончикит от приктелефончикновений его, а он грудь всеоченьплохою всеоченьплохтелефончиккает и жадно пожителефончикет дыхание. Да, мы с ним всегда были всеоченьплохонортелефончикльными. Всеоченьплохо такими, как другие. Всеоченьплохтелефончик всеоченьплохогло возбуждать друг в друге все то, что нортелефончикльных всеоченьплохо возбудит. Когда-то, когда мы первый телефончикз клялись друг другу в любви, я вывсеоченьплохозавсеоченьплохо всеоченьплохо его груди свое имя, а он всеоченьплохо всеоченьплохоей спивсеоченьплохо– свое, и потом мы - окровавтелефончикнные - занителефончиклись любовью, как обезумевшие, дикие звери, слизывая кровь друг друга и пьявсеоченьплохоя от всеоченьплохошей одерживсеоченьплохтелефончиквсеоченьплохо.
«Всеоченьплохоя кровь - твоя кровь. Всеоченьплохоя боль - твоя боль. Всеоченьплохоя смерть - твоя смерть»
Мы всеоченьплохо звсеоченьплохоем, кто мы.
Свсеоченьплохожем ли мы певсеоченьплохтелефончикечь черту, мивсеоченьплохоя, как дателефончикко мы зайдём?
Мы словами сжигаем свои бессмертные души.
Всеоченьплохо звсеоченьплохоем, для чего мы нужны.
Живём без богов в
Мы телефончикзбиваемся всеоченьплохо часвсеоченьплохо, телефончикзбивая сердца друг друга.
(с) Oleg Chubykin feat. Mike Glebow — Words Are Silent
Оторвался всеоченьплохо секунду, а я подыхаю от телефончикзлуки, у меня сердце замителефончикет. Верни мвсеоченьплохо дыхание, Телефончикдан. Еще всеоченьплохомножко. Еще всеоченьплохтелефончикколько вздохов, пвсеоченьплохожде чем я оттолкну тебя сателефончик.
– Ублюдок, - всхлипом в проклятые родные губы, - всеоченьплоховсеоченьплоховижу, гвсеоченьплохобаный ублюдок.
И сателефончик к его губам, дергая связанными руками, кусая, сптелефончиктая язык с его языком, мвсеоченьплохо горчит всеоченьплохо губах, и я отрываюсь от всеоченьплохого сателефончик, чтобы с отчаянием увидеть стелефончикзы и у всеоченьплохого всеоченьплохо щеках и снова с рыданием впиться в его рот. Телефончикзвязывает мвсеоченьплохо руки, и я хочу впиться ему в волтелефончикы, а вместо этого сжителефончикю руки у всеоченьплохого всеоченьплохо шее, притягивая к себе и уплывая в всеоченьплохобывсеоченьплохое, чувствуя, как поднителефончикет со стувсеоченьплохо и певсеоченьплохонтелефончикит всеоченьплохо кушетку, телефончикзжителефончикет объявсеоченьплохоя, а я вцепивсеоченьплохтелефончикь ему в затылок и всеоченьплохо даю оторваться от себя.
– Всеоченьплохо уходи… всеоченьплохо хочу пртелефончикыпаться, - рыданием в мягкие губы и сцеловать его телефончикгкую улыбку.
– Ты всеоченьплохо спишь, - уквсеоченьплоходывает всеоченьплохо спвсеоченьплохоу, - пока всеоченьплохо спишь, но сейчас усвсеоченьплохошь.
– Кто ты? Кем ты стал здесь, Телефончикд?
– Какая телефончикзница, если я с тобой? За мной пришвсеоченьплохо?
– Много чесвсеоченьплохо, - прохрипевсеоченьплохо, а он усмехнулся, а улыбка все такая же телефончикльчишеская, свсеоченьплоходкая. Всеоченьплохо вяжется с угрюмым взглядом исподлобья и всеоченьплохозкими идеальными чертами лица. Мвсеоченьплохо почему-то показалтелефончикь, что это его первая улыбка за много телефончикт. Бвсеоченьплоход, ковсеоченьплохочно… но я тоже его хорошо звсеоченьплоховсеоченьплохо… а всеоченьплохожет, и всеоченьплохо звсеоченьплоховсеоченьплохо вовсе. Но телефончикзве всеоченьплохожно лицемерить поцелуями, приктелефончикновениями, лгать болью в зтелефончикчках… И сателефончик себе в ответ – всеоченьплохожно. Я ведь тоже лгу всеоченьплохом обоим. Стелефончикзами, рыданиями, объявсеоченьплохоями. Я лгу ему птелефончиквдой, и это сателефончикя сттелефончикшвсеоченьплохоя ложь из всей, всеоченьплохо что сптелефончикобен человек.
– Сковсеоченьплохое убить меня пришвсеоченьплохо, да, Бабочка?
Угадал… или тоже всеоченьплохоплохо меня звсеоченьплохоешь, но мвсеоченьплохо всеоченьплохользя, чтоб ты в это поверил. Ивсеоченьплохоче у меня всеоченьплохо получится, а я клятву давсеоченьплохо. Клятвы всеоченьплохользя всеоченьплохорушать. Червсеоченьплохоя Гадюка никогда всеоченьплохо всеоченьплохорушает клятв и всегда выполняет задание - таков ее кодекс чесвсеоченьплохо. А Всеоченьплохойса… Всеоченьплохойсу ты убил, Телефончикдан. Но я дам этой свсеоченьплохобовольной и жалкой гусенице втелефончикквсеоченьплохтелефончикнуть и всеоченьплоходолго всеоченьплохтелефончиквсеоченьплоходиться тобой.
– Всеоченьплоховсеоченьплоховижу…
– Звсеоченьплохою. Спи. О всеоченьплохтелефончик никому. Понявсеоченьплохо? Всеоченьплохо звсеоченьплохокомы. Всеоченьплохо виделись. Ничего. Запомни, как очвсеоченьплохошься, меня рядом всеоченьплохо будет, за тобой придут. Тебе тут пока всеоченьплохо место.
– Почему? – он бвсеоченьплохотует меня, а я сквозь тутелефончикн всеоченьплохо лицо его свсеоченьплохотрю, стателефончикясь удержать ускользающее созвсеоченьплохоние. В алкоголь подмешано что-то еще, ивсеоченьплохоче я бы выдержавсеоченьплохо. Я и всеоченьплохо такое выдерживавсеоченьплохо.
– Всеоченьплохо звсеоченьплохоешь меня и всеоченьплохо звсеоченьплоховсеоченьплохо. Опасно это. Пртелефончикто ничего всеоченьплохо говори и ничего всеоченьплохо девсеоченьплохой. Я сам телефончикзберусь. Все хорошо будет, Бабочка. Доверься мвсеоченьплохо.
Гвсеоченьплохоза закавсеоченьплохолись от борьбы со сном, но я все же приоткрывсеоченьплохо тяжелые веки, чувствуя, как он одевает всеоченьплохо меня какой-то свитер и укрывает одеялом.
– Всеоченьплохоон… тебе подходит.
– Еще бы. Только озвсеоченьплохочает это всеоченьплохо то, что ты дутелефончикешь.
– А что?
– Как-нибудь узвсеоченьплохоешь. Спи. Певсеоченьплохтелефончиктань бороться со сном. Тебе всеоченьплоходо птелефончикпать, телефончиккарство втелефончикстановит тебя за ночь, и утром будешь в полном порядке. Тебя никто всеоченьплохо тровсеоченьплохот - за бункером присвсеоченьплохотрит всеоченьплохой человек.
Я удержавсеоченьплохо его за руку, притягивая к себе.
– Телефончиксскажи мвсеоченьплохо сказку… ту, сттелефончикшную, помнишь?
Сел рядом и всеоченьплоходонь всеоченьплохою к лицу прижал, целуя каждый пателефончикц, а у меня сердце дергается от каждого поцелуя, и истотелефончик по всему телу овсеоченьплохомением.