Остров душ
Шрифт:
– Нет, Мара. Ты не ошибаешься, – признал Морено.
– Думаю, Грация ничего об этом не знает, – сказала Ева.
– Правильно думаешь. Она ни при чем. Не втягивайте ее в эту историю.
Кроче кивнула. Ей было очень жаль Баррали. Его одержимость настолько укоренилась в нем, что заставила его совершить убийство, чтобы добиться справедливости. Морено олицетворял ужасный парадокс, кошмар любого, кто ищет истину: позволить своему делу исказить самого себя. И все же эти действия, такие противоестественные, но в то же время такие человеческие, заставили ее почувствовать близость к нему: они похожи больше,
– Ты мог бы постараться получше, стирая следы, – заметила Раис.
– Мог бы, да, но мне было наплевать. Я знал, что рано или поздно правда выйдет наружу. Однако не думал, что так скоро… Я недооценил вас.
– Почему Ноннис бил девушку? Полагаю, ты спросил его? – сказала Ева.
– Изначально Валерио двигало только желание отомстить Мелису. Он убедил Долорес вступить в круг неонурагистов, чтобы получить доказательства для дискредитации лидера. В то время он знал, что некоторые влиятельные люди также посещают эту секту, но у него не было доказательств. Когда Долорес рассказала ему, кого она видела, ему пришла в голову идея.
– Надеть на девушку микрокамеру, – догадалась Ева.
– Точно… Однако в ночь на тридцать первое у Долорес дела пошли плохо. Ей предлагали участвовать в оргиях, но она отказывалась. Поэтому ее заставили принять наркотики и изнасиловали. Снова и снова… Это объясняет, почему я без колебаний подставил этого сукина сына Мелиса: он должен был как-то заплатить.
– Продолжай, – сказала Мара.
– Не знаю как, но Долорес удалось вырваться из лагеря и вызвать Валерио, который нашел ее и увел оттуда. Мне непонятно, что произошло. Его версия пахнет враньем за километр… По-моему, он спросил ее, смогла ли она что-то записать; Долорес, вероятно, сказала, что да, но что ей не хочется продолжать, потому что люди, которых она тайно снимала, действительно очень могущественны. Может, она не хотела отдавать ему камеру. А может, угрожала сдать его или рассказать обо всем его жене… Остальное вы можете себе представить. Должно быть, он потерял рассудок.
– Это ты перерезал ей горло, не так ли?
– Да, Мара. Ноннис никогда этого не сделал бы. Если вам от этого станет легче, девушка находилась в вегетативном состоянии и не реагировала ни на какие раздражители. Если бы был хоть малейший шанс спасти ее или привести в себя, я и царапины на ней не оставил бы. Клянусь своей женой.
– Ты видел это видео? – спросила Ева.
– Это уже другое дело, Кроче, – вмешалась Мара. – Видео у тебя, да? Вот почему Ноннис до сих пор не упомянул твоего имени, потому что теперь от тебя зависит поведение стрелки весов.
– Вы молодцы. Мне жаль, что я обманул вас, и я никогда не прощу себе, что Ниедду умер из-за… Однако больше я ничего не скажу.
– Почему?
– Ради вашей безопасности. Вы видели, что случилось с Мелисом и Куррели. И это не значит, что с Ноннисом будет по-другому… Забудьте о видео. Это не так важно для расследования.
Ева собиралась настаивать, когда заметила, что Баррали перевел взгляд на кого-то позади нее. Кроче обернулась и увидела приближающихся Аделе Маццотту, Айелло и Феррари. Время, которое дала им судья, истекло.
Баррали встал.
–
– Мне тоже, Морено, – сказала Ева, протягивая ему руку. Мужчина сжал ее и улыбнулся. Глядя в эти безмятежные милые глаза, Ева ни на мгновение не могла признать его убийцей.
Глава 130
Долина душ, Верхняя Барбаджа
По температуре воздуха Микели сделал вывод, что они должны были находиться довольно высоко. Он не мог видеть, где они, из-за капюшона, который все время был на нем.
– Стой, – приказал дядя, хватая его за руку. Когда с него сняли капюшон, парень инстинктивно попятился. Он стоял на краю обрыва.
– Тут высота около двухсот метров, – сказал Бастьяну, стоя позади него, сцепив руки за спиной.
Микели повернулся и увидел отца, закутанного в тяжелое шерстяное пальто.
– Когда я был маленьким, этот гребень был самым быстрым путем, ведущим с плато в долину. Конечно, нужно было иметь яйца, чтобы прыгнуть. Чтобы попасть на другую сторону, нужно совершить двухметровый прыжок в пустоту. Кто ссал прыгать, того унижала вся деревня.
– Папа…
Бастьяну, проигнорировав его, продолжал говорить:
– Однажды наша двоюродная сестра, Бадора, хотела во что бы то ни стало последовать за нами и прыгнуть. Мне было шесть лет, я до сих пор помню, как будто это произошло пять минут назад. Она разбежалась и прыгнула. На мгновение я увидел ее, словно подвешенную в воздухе, и подумал, что она сможет это сделать. Вместо этого… Ты помнишь, Нереу?
Младший брат кивнул:
– То, что от нее осталось, было похоже на клубнику, растоптанную ослом.
Бастьяну рассмеялся:
– Я бы сказал, что это хорошее описание.
– Папа, пожалуйста…
– Знаешь что? Я не думаю, что ты мой сын. Если б это было так, меня сейчас здесь не было бы.
Парень начал плакать. Бастьяну покачал головой и прошипел:
– Мне стыдно, что я привел тебя к нашим предкам… Ты знаешь, что здесь происходило?
Микели покачал головой, пытаясь заставить его говорить, чтобы выиграть время.
– Когда наши старейшины становились слишком дряхлыми, чтобы руководить родом, и их тела начинали подводить их, становясь источником унижения, старшие сыновья готовили пир для всей общины, с размахом, как по случаю рождения или свадьбы, а после празднования брали отцов сюда, иногда на спине.
Микели дрожал всем телом, чувствуя, куда клонит родитель. Он был уверен, что тот хотел лишь произвести на него впечатление, преподать ему урок. Но неподвижность отцовского взгляда опровергала эту уверенность.
– Во время похода старику давали пожевать трав. Те обладают способностью успокаивать разум, устранять страх смерти, и когда они достигали вершины, старик обычно радостно улыбался, готовый к жертве… – Бастьяну достиг края известнякового утеса и заглянул в каменную пропасть. – Сын обнимал старейшину, который давал ему свое благословение, а затем толкал отца вниз, в пустоту… Эта насильственная смерть означала передачу эстафеты внутри семьи. Закрепляла кровью. Ты понимаешь, что старик жертвовал собой ради продолжения рода?