Остров любви
Шрифт:
В тот день, когда Кристиану должно было исполниться 15 лет, наконец-то выглянуло солнце, и они прокопали тропинку к старой шахте, чтобы установить памятную табличку, которую Алекс вырезал для своего приемного сына. Прибив табличку к дереву рядом с кустом диких замерзших роз, Хосмен предался скорби и горьким воспоминаниям. Фиби обняла его, и, почувствовав ее тепло, Алекс вновь ощутил себя живым. Он все еще испытывал болезненную тоску по мальчику, однако близость девушки помогала забыть о постигшем его горе.
В марте она закончила вышивать покрывало и расстелила его на ложе,
Это было ужасно – любить женщину и не сметь сказать ей об этом. А потом Алекс решил просто любить ее без лишних слов, ведь это всегда получалось у него лучше философских рассуждений.
Более всего сейчас они напоминали погрузившихся в зимнюю спячку лесных зверей, которые жили в теплой подземной тьме, вдалеке от яркого суматошного мира. Ничто не могло потревожить их покоя, кроме прихода весны. Как только снег растает, им снова придется смотреть на мир, который их разлучит.
Они были двумя абсолютно разными видами, привыкшими обитать в противоположных средах.
Подобно парниковой тропической орхидее, Фиби была слишком хрупка и экзотична, чтобы выжить на диком севере.
Молодые люди предпочитали не говорить о том, что их ждет. Они также знали и о том, что Фиби рискует забеременеть, но на эту тему тоже не распространялись. Обезумевший от страсти Алекс отказывался об этом думать. Его любовь к Фиби была спокойной. Она выражалась во взглядах и жестах, а долгими ночами они занимались любовью и засыпали под вышитым девушкой покрывалом. Но с каждым днем не думать о том, что ждет их впереди, становилось все труднее.
Алекс знал, что всю жизнь искал недосягаемого, и потому жизнь у него так и не сложилась. Следовательно, ему надо было довольствоваться тем, что есть. По глупости Хосмен уже как-то завербовался в армию, и все ради того, чтобы вскоре осознать, что эта самая армия уничтожила в нем душу. Однажды он усыновил Кристиана, считая по наивности, что мальчик будет вместе с ним в тепле и безопасности. И теперь он понимал, что если попытается сделать Фиби своей – своей женщиной, своей женой, то ничего хорошего из этого не выйдет.
Как-то утром Фиби Кью разбудил новый звук – то была весенняя капель. Сначала девушка не обратила на нее никакого внимания – ей очень не хотелось вылезать из теплой кровати. С улыбкой на устах она обнимала своего любимого.
Алекс почувствовал, что Фиби уже проснулась, и еле заметно вздрогнул. Они не говорили. Их заговор молчания лишь добавлял остроту чувственности Фиби.
Каждое утро Хосмен знал, что сейчас она захочет заняться с ним любовью.
В тот день он как обычно снял с девушки рубашку и стал ласкать ее грудь, пробуждая в ней неслыханное желание. Она уже не стеснялась его трогать и радовалась, когда доставляла мужчине удовольствие. Почувствовав всю силу его страсти, Фиби охнула, когда сильные руки схватили ее за талию и усадили сверху. Задавая ему ритм, девушка полусонно улыбалась. Его руки скользили по ее животу. Фиби закрыла глаза и, откинув назад голову, позволила чуду произойти.
Когда она вернулась из мира чувственности и бросила взгляд в окно, то снова увидела, как с крыши льет вода. Было в этом зрелище нечто необычное. Нежно поцеловав любимого, девушка надела юбку. Доски пола были ледяными, когда она, босая, подошла к окну. Скрип кровати возвестил о том, что Алекс тоже встал с постели. Сейчас он затопит печь и нагреет воды, чтобы она смогла умыться.
А из окна, вместо обычно серого неба и легкого снежка, Фиби увидела, как со стороны озерца поднимается густой туман. Что-то молниеносно промелькнуло в воздухе.
– Алекс, смотри, по-моему, это жаворонок…
– Первый признак весны, – ответил он, натягивая сапоги.
Быстро одевшись, они выбежали во двор.
Первый признак весны.
Обычно эти слова светились надеждой. Но не сегодня. А ведь было время, когда Фиби никак не могла дождаться весны. Теперь она ее боялась. Однако зрение ее не обманывало. Лед и впрямь таял. Воздух был напоен влагой, а температура значительно поднялась. Снег хлюпал под ногами, когда они шли по дороге мимо покинутых домов.
Молодые люди дошли до гавани.
– Алекс, что же теперь будет?
– Первым делом в гавань придет Грозный Рик, – ответил Хосмен, – а уже после вернется весь наш рыболовецкий флот, и жизнь в поселке начнется заново…
Она знала, чего он не произнес вслух. Что-то действительно начнется, а что-то и закончится.
Филипп Кью всегда привык ходить с гордо поднятой головой, но в ту среду, когда он вошел в клуб, на душе у него лежал камень. И кто бы мог подумать, что он станет так по ней тосковать? Даже теперь, когда прошло столько времени?
Кью пришел к выводу, что совершенно забыл, как любит свою дочь. Он любил ее точно так же, как когда-то любил Эми, просто за то, что она есть на свете. В погоне за успехом он задвинул это чувство на задний план. Кью стало стыдно.
Проведя Рождество в полном одиночестве, он наконец-то понял, что совершил чудовищную ошибку, отказавшись от родной дочери. В январе он отправил на поиски Фиби сыщика детективного агентства Алдервика Питера Уикса. Однако ничего утешительного так и не удалось узнать. Какой-то бродяга в Данбаре выдал агенту, что девушка осталась зимовать на острове Мей. Уикс навел справки и об Алексе Хосмене. Оказалось, что это заслуживший немало наград участник англо-бурской войны и весьма уважаемый человек на севере. Филиппу Кью оставалось только молиться, чтобы он не причинил дочери никакого вреда.
В феврале, когда несколько сгоревших кварталов Ипсуича стали отстраивать, Филипп слег с сердечным заболеванием. Пролежав не меньше месяца в постели, он все же нашел в себе силы выздороветь.
Без особого труда ему вновь удалось восстановить свое прежнее положение в ипсуичском высшем обществе. Кью не был вполне уверен, почему и каким образом это случилось, но его вновь стали приглашать в самые приличные дома. Самое смешное, что теперь это его уже совершенно не волновало. Он уже окончательно понял, что готов заплатить любую цену для того, чтобы вернуть Фиби.