Остров мечты
Шрифт:
Женщина ничего не ответила, но когда Сёдзо направился к выходу, она вдруг, запинаясь от волнения, пробормотала ему вслед:
— Если вы и вправду что-то в этом поняли, вам грозит ещё большая опасность, чем я предполагала.
Сёдзо открыл дверь и вышел на лестницу. Впереди, в просветах между высокими складскими строениями, виднелся окутанный вечерним сумраком искусственный берег залива. Вдоль него по водной глади скользил пассажирский теплоход со светящимися окнами кают. В противоположной стороне смутно белели контуры Морского музея, а дальше, за ним, видимо, простиралась тринадцатая зона.
Сёдзо
Но если так, то в чьих? Этой наполовину свихнувшейся женщины, которую он только что посетил. Сидя в своей пещере, окружённая одними манекенами, она придумывает какие-то немыслимые мизансцены, вероятно, облекая в зримые образы привидевшиеся им сны.
Перед глазами у Сёдзо возникла созданная ею витринная композиция. От этих застывших фигур веяло меланхолией, граничащей с беспросветной тоской. «Интересно, почему они так прочно запечатлелись в его душе? — размышлял Сёдзо. — И что такое манекен: таинственная иллюзия, не сумевшая воплотиться в человека, или же наоборот — диковинное существо, утратившее человеческие свойства и только внешне похожее на нас, людей?»
Осторожно, ступенька за ступенькой, спускаясь по тёмной лестнице, Сёдзо слышал звук собственных шагов, чувствовал упругость железных перекладин под ногами, но у него было такое чувство, словно он ступает по воздуху.
«Что всё это значит?» — мысленно вопрошал он.
8
И вот Сёдзо вновь поднимался по той же самой, в ржавых проплешинах, лестнице. Это было на следующей неделе, в воскресенье.
Выходя из дома, он не подозревал, что окажется здесь. Он собирался ехать на искусственное побережье залива. Разумеется, Сёдзо не забыл о предостережении женщины-манекена (именно так он теперь мысленно её называл), но стоило ему вспомнить угрожающий тон, которым было произнесено: «Вы не должны с ней встречаться», — как в нём сразу закипало чувство протеста.
Теперь он знал, что добираться до залива кружным путём от Синагавы не следует, — путь от Харуми через Тоёсу намного короче, — и поэтому решил вначале поехать на Гиндзу и где-нибудь там перекусить. По воскресеньям главную улицу Гиндзы перекрывают, устраивая на ней «рай для пешеходов». Сёдзо не любил толкотни и поэтому свернул на одну из задних улочек в надежде отыскать какой-нибудь приличный ресторанчик. Вот там-то он и натолкнулся на очередное творение женщины-манекена.
За остеклённым фасадом небольшой туристической компании была развёрнута живописная панорама, так, чтобы её можно было рассмотреть с улицы. Хотя в ней не чувствовалось того размаха, как в памятной ему витринной экспозиции, Сёдзо с первого взгляда понял, кто является её автором. Вернее, даже не понял, а угадал каким-то шестым чувством.
Странно, что фантазии этой сумасшедшей художницы оказались настолько востребованными. Должно быть, таково веяние времени. Во всяком случае, здесь, в этом огромном, безумном городе, именуемом Токио. Сёдзо вдруг вспомнилось
Без сомнения, нынешняя композиция была творением той самой женщины. Тут явственно ощущался её почерк. Кто ещё мог добиться этого поразительного, леденящего душу эффекта, когда манекены кажутся более живыми, чем люди, а декорации из пластика и винила выглядят более натурально, чем природный пейзаж?!
За стеклом в окружении пышной тропической растительности лежали рядом две фигуры — мужчина и женщина. Растения были явно искусственными, но в том, как льнули друг к другу, как сплетались между собой причудливой формы листья и стебли, гибкие лозы и перекрученные стволы, ощущалось живое, влажное дыхание джунглей. Благодаря этому распростёртые под сенью деревьев полуобнажённые фигуры мужчины и женщины, ни на йоту не соприкасаясь между собой, производили впечатление неразрывного целого, как будто пронизанные невидимыми взаимными токами. Грубая, сухая оболочка манекенов, казалось, жарко дышала всеми своими порами, совсем как человеческая кожа.
По случаю выходного дня туристическая фирма была закрыта, и ни внутри, ни снаружи не было ни души. Прильнув лбом к стеклу и тяжело дыша, Сёдзо как заворожённый всматривался в этот романтический пейзаж. На заднем плане, в зарослях тропических деревьев, стояла фигура мальчика, играющего на тростниковой свирели. Тело его было выкрашено в коричневый цвет, и белки глаз ярко выделялись на смуглом лице.
Приглядевшись, Сёдзо обнаружил, что косметика на лице у лежащего ничком женского манекена в точности такая, как у девушки на мотоцикле: ярко-алые губы, густо подведённые глаза, зеленоватые тени на веках. Правда, голова манекена была совершенно голой, но это, как ни странно, только усиливало атмосферу жутковатой чувственности.
Мужской манекен был повёрнут затылком к зрителю, и лица его не было видно. Женщина улыбалась ему, томно прикрыв веки, и в какой-то момент Сёдзо представил на его месте себя. Он невольно отпрянул от стекла.
Хотя солнечные лучи не проникали на эту тенистую улочку, погожий день был в самом разгаре. Однако Сёдзо казалось, что всё вокруг окутано пеленой мрака. На лбу у него выступила испарина.
К стеклянной двери туристического бюро чуть наискосок был прикреплён большой рекламный плакат: «Городские жители, задыхающиеся в бетонных джунглях! Вас ждёт Остров Мечты!»
Преодолев цепкое сопротивление какой-то невидимой силы, Сёдзо оторвался от стекла и зашагал прочь. В отличие от кишевшей людьми центральной улицы, здесь было тихо и пусто, только вертикальные вывески баров немыми зазывалами стояли вдоль стен. Из закоулка высунулась чумазая кошачья морда.
«Почему всё, что делает эта полоумная женщина-манекен, так хватает за душу? — спрашивал себя Сёдзо. — Похоже, затаившись в углу старого склада, она нарочно расставляет сети, вынуждая меня искать встречи с мотоциклисткой». Но даже если нынешняя её композиция и не была адресована непосредственно ему, Сёдзо казалось, что из каждой витрины, мимо которой он проходил, на него взирают манекены с лицом девушки на мотоцикле и посылают ему томные улыбки.