Остров Мертвых
Шрифт:
— Вот и все, — наконец сказал Марлинг, и вскоре занялась заря.
Когда начало светать, он дал мне корни глиттена, после чего мы занялись последними приготовлениями.
Примерно через три часа я позвал слуг и приказал им приготовить все необходимое для погребального обряда, в частности отправить людей в горы, чтобы те подготовили фамильный склеп. Я послал формальные приглашения остальным двадцати пяти Имя-носящим, а также тем друзьям и родственникам, кого сам Марлинг просил пригласить на свои похороны.
Приготовив к погребению старое темно-зеленое тело, я отправился на кухню завтракать. Потом курил сигару и бродил по залитому солнечным светом берегу. Яркие пурпурно-желтые паруса снова чертили горизонт. Я нашел что-то вроде
Я был сбит с толку… Я уже бывал там, откуда только что вернулся, и так же, как в прошлый раз, мои чувства пребывали в полном смятении. Я хотел бы вновь ощутить печаль или страх, но не чувствовал вообще ничего, даже злобы. Это придет позже, сомнений нет, но пока я был слишком молод или, наоборот, слишком стар.
Отчего солнце светит так ярко, а море так весело искрится у моих ног? Почему мне так приятно вдыхать соленый морской воздух, почему крики живых существ в лесу звучат для меня сейчас райской музыкой? В природе нет того участия, как представляют себе поэты. Лишь другие люди могут сожалеть о том, что ты закрыл за собой дверь, чтобы никогда больше не открыть ее снова. Я останусь на Мегапее еще какое-то время и услышу литанию Лоримелю Многорукому — флейты, вырезанные тысячи лет назад, соткут для него полог. Потом Шимбо в который уже раз отправится в горы вместе с остальными двадцатью пятью, и я, Фрэнсис Сандоу, увижу, как отворится черная пасть склепа. Я задержусь еще на несколько дней, чтобы помочь привести в порядок дела моего наставника, а затем отправлюсь в дорогу. И если в конце пути меня ждет та же участь — что ж, такова жизнь.
Ну, пожалуй, хватит предаваться столь мрачным мыслям в самый разгар дня. Я поднялся и вернулся в башню. Ждать.
Через несколько дней Шимбо явился вновь. Я смутно, словно во сне, помню раскаты грома, трели флейт и огненные иероглифы молний среди туч над горами. Словно зарыдала сама Природа, когда Шимбо дернул за шнурок звонка.
Помню серо-зеленую процессию, что пробиралась сквозь лес по извилистой тропке, помню, как хлюпающую под ногами грязь сменил камень горной дороги. Я шел следом за поскрипывающей повозкой, на голове у меня был положенный Имя-носящему убор, плечи жег траурный плащ, а в руках я держал маску Лоримеля, глаза которой закрывала полоска черной ткани. Еще долго не загорится изображение Лоримеля Многорукого в святилищах, пока кто-то другой не получит этого Имени. Во время церемонии оно в последний раз зажглось во всех святилищах Галактики. Затем закрылись последние двери — серые, черные, угольные… Какой странный сон, не правда ли?
Когда все закончилось, я, как от меня и ожидали, целую неделю не выходил из башни. Все это время я провел в размышлениях, но этими мыслями я не собираюсь делиться ни с кем. В один из дней моего затворничества пришел ответ из Центрального Регистрационного Отдела — его переслали с Вольной. Я не распечатывал конверт до самого конца этой недели, а когда вскрыл его, то узнал, что Иллирия в настоящее время является собственностью компании «Гриновские разработки».
Через день я мог со всей ответственностью утверждать, что компания «Гриновские разработки» — Грин-грин-тарл собственной персоной, в прошлом житель города Дилпеи, ученик Делгрена, носящего Имя Клиса, Из Чьего Рта Берет Начало Радуга.
Я связался с Делгреном и попросил его принять меня. Он назначил встречу на следующий день. Потом я лег спать и спал долго-долго. Если мне что-то и снилось, то я все забыл.
Малисти не смог ничего разузнать на Дрисколле. От Делгрена из Дилпеи тоже толку было мало, поскольку он не видел своего бывшего ученика уже несколько веков. К тому же он намекнул: если Грин-Грин решит когда-нибудь вернуться на Мегапею, то его будет ждать здесь большой сюрприз. Я подумал, что чувства и намерения его ученика, скорее всего, аналогичны.
Как бы то ни было, это не играло никакой роли. Время моего пребывания на Мегапее подошло к концу. Я забрался в «Модель Т» и продолжил свой путь, разгоняя корабль до тех пор, пока пространство и время не превратились в нечто неопределенное.
Я рассек средний палец своей левой руки, предварительно обезболив место разреза, вложил в рану лазерный кристалл и несколько пьезоэлектрических контуров, наложил швы и четыре часа держал палец в заживляющем аппарате. Шрама не осталось. Пусть будет чертовски больно и придется пожертвовать клочком кожи, но зато теперь луч лазера рассечет надвое гранитную плиту толщиной в два фута, стоит мне лишь выставить этот палец вперед, сжать остальные и повернуть руку ладонью вверх. В небольшой рюкзак я упаковал концентраты и медикаменты, туда же я бросил и корни глиттена. Компас и карты были мне ни к чему, а вот несколько динамитных шашек, лист тонкой пленки и инфракрасные очки очень даже могут пригодиться. Я положил в рюкзак все, что считал необходимым. О, если б можно было упаковать туда и план будущей кампании…
Я решил использовать для высадки на Иллирию небольшую космошлюпку, не имеющую металлических частей, а «Модель Т» оставить на орбите. Я посчитал, что недели вполне должно хватить для решения всех проблем, и запрограммировал «Модель Т» по истечении этого срока зависнуть над самым мощным узлом-энерговводом и затем возвращаться туда каждый день в определенное время. Я спал, ел, ждал и ненавидел.
В один прекрасный день послышался гул, переходящий в вой. Затем все стихло. Звезды вдруг посыпались огненным дождем, но вскоре застыли в неподвижности. Одна, особенно яркая, горела прямо по курсу.
Я определил точные координаты Иллирии и двинулся к ней. Не два дня, а, казалось, две жизни спустя я увидел ее: отливающую зеленью, словно опал; со сверкающими морями и бесчисленными заливами, озерами и фьордами; с буйной растительностью на трех континентах, расположенных в тропиках; с прохладными лесами и многочисленными озерами четырех континентов умеренной зоны; без особенно высоких гор, но с множеством холмов; с девятью небольшими пустынями — так, для разнообразия. Имелись также одна извилистая река, длиной в несколько Миссисипи; система океанических течений, которой я по праву гордился, и пятисотмильный скалистый хребет-мост между двумя континентами, который я создал лишь потому, что геологи ненавидят их не меньше, чем антропологи — обожают. Я наблюдал за формированием штормового фронта в экваториальной зоне, потом — по грозовым тучам — за его движением на север.
Одна за другой, по мере моего приближения, на фоне планеты появились три ее луны — Флопсус, Мопсус и Каттонталлус.
Я вывел «Модель Т» на эллиптическую орбиту, оставаясь за пределами самой далекой из лун и, как я надеялся, вне зоны чувствительности средств обнаружения. Потом занялся подготовкой шлюпки, а также программированием последующего спуска самого корабля.
Затем я определил положение корабля на настоящий момент и немного подремал.
Проснувшись, я сходил в туалет, потом еще раз проверил космошлюпку и стартовый механизм. Приняв ультразвуковой душ, надел черные рубашку и брюки из водоотталкивающей ткани, названия которой я никак не мог запомнить, хотя компания по ее производству принадлежала мне, обулся в тяжелые ботинки, которые называл армейскими (хотя все остальные называли их туристскими), и заправил в них штанины брюк. Потом застегнул мягкий кожаный ремешок. Из него в случае необходимости можно было вытащить проволоку-удавку, спрятанную в центральном шве. На бедро я повесил кобуру с ручным лазером, а к поясу прикрепил гирлянду маленьких гранат. На шее у меня болтался медальон с бомбой внутри, а на правое запястье я надел хронометр, который извергал ровно в девять часов нервно-паралитический газ, если предварительно был нажат рычажок. В карманы я положил носовой платок, расческу и остатки кроличьей лапки тысячелетней давности. Теперь я был готов ко всему.