Остров милосердия. Хирурги в спецоперации

На исходе рабочего дня ординатора отделения оперативной хирургии капитана медицинской службы Гулянина срочно вызвали в операционную.

По коридору в сторону операционного блока стремительной походкой прошёл небольшого роста, сухощавый молодой человек с открытым располагающим лицом и добрыми, внимательными глазами, в которых читалось какое-то особое, неподдельное участие. Он, как говорили ветераны госпиталя, был почти точной копией своего знаменитого прадеда фронтовика, в послевоенные годы снискавшего славу выдающегося военного хирурга. Даже назвали капитана Михаилов, в честь знаменитого прадеда, и лишь отчество было другим.

Вызов в операционную – дело обычное.

Работа отделения оперативной хирургии отличалась от деятельности других отделений уже тем, что операции там не планировались и не обсуждались заранее, а, порой, приходилось их выполнять немедленно, буквально, как говорится, «с колёс». Доставили пострадавшего в катастрофе – срочно на стол, доставили с прободной язвой, тоже немедленно оперировать, ну и так далее, всего не перечислишь. Ну а с началом спецоперации по демилитаризации и денацификации Украины, тем более всё нужно было делать молниеносно – и принимать раненых, порой, доставленных прямо из районов боевых действий, и оказывать им помощь срочно, поскольку часто были случаи, не терпящие отлагательств.

В предоперационной, дежурная медицинская сестра кратко доложила:

– Девушку привезли санинструктора. Героическую девушку. Когда эвакуировала раненого и начался обстрел, закрыла раненого собой… Ну и осколки в спину… Помощь врачебную оказали на полковом медпункте, но решили эвакуировать не в медсанбат, а сразу к нам… Возможно, в медсанбате хирургов нужного уровня нет…

– Только без этого, «возможно – невозможно», говорите, по существу. – строго оборвал Гулянин, – И короче. О подвигах потом…

– Карточка передового района в предоперационной…

Пока Гулянин облачался в хирургический халат, шапочку-колпак, пока надевал бахилы и медицинскую маску, медсестра зачитывала всё, что записано в карточку ещё на полковом медицинском пункте. Гулянин подошёл, сам ещё раз пробежал те моменты, которые особенно обеспокоили, и решительно ступил в операционную.

Светила ярким даже, как казалось, слегка отдававшим небесной синевой светом бестеневая лампа. На столе лежала лицом вниз девушка. Уже был дан наркоз, и всё готово для начала борьбы за её жизнь.

Сейчас Гулянин не думал ни о подвиге девушки, оказавшейся в его руках, ни о том, каковы негодяи нынешние бандюги, с которыми ведут бой наши воины, он думал только о том, каковы повреждения и как спасти раненую, поскольку в эти минуты самым главным врагом была занесённая над ней острая коса преисподней, коса смерти.

После детального осмотра он понял, операция предстоит сложная. Действительно, вряд ли могли справиться с таким объёмом хирургического вмешательства в медсанбате.

Он сам начинал службу после окончания Военно-медицинской академии именно в медико-санитарном батальоне. В мирное время там серьёзной работы для хирурга не было по определению, а потому с радостью воспринял перевод сначала в гарнизонный госпиталь, а затем и в Москву. Быстро завоевал уважение и снискал добрую славу способного, даже, как всё чаще начинали говорить о нём, талантливого хирурга. Те, кто ещё помнил его прадеда, или слышал о нём от старших товарищей, говаривали что правнук уверенно идёт по стопам прадеда. Такие разговоры были приятны, но он не очень любил их, полагая, что преждевременные похвалы вредны. Он работал над собой, памятуя рассказы прадеда, использовавшего каждую передышку между боями, каждый вывод соединения на пополнения, для работы в находившихся поблизости госпиталях.

Операция была сложной, но никаких подводных камней он не предполагал, работал точно, и, наконец, смог с уверенностью повторить любимую фразу своего прадеда:

– Будет жить!

Домой возвращался поздно. Постепенно рассасывались пробки. Москва по-прежнему поражала обилием поганых западных реклам. После того, как сделал в минувшие дни и нынешним вечером несколько серьёзных операций, спасая молодых ребят, получивших ранения именно от цепных собак этих вот стран, ценности которых нагло кричали с рекламных щитов, да ещё на всех, теперь уже не партнёрских, а вражеских языках, это всё казалось более чем странным. Он даже представил себе с горькой усмешкой, как было бы, если бы с сорок первом, когда враг стоял у стен Москвы, на улице Горького рекламировали бы, скажем, баварское пиво или ещё какую-то германскую продукцию.

Утром он заглянул в палату интенсивной терапии к своей вчерашней пациентке. Она лежала на животе и потому ей потребовались некоторые усилия, что повернуться и приподнять голову. Хотелось взглянуть на хирурга, спасшего, как она понимала в силу своих знаний в медицине, ей жизнь.

– Ну как наши дела? – спросил Гулянин.

– Спасибо, доктор… Когда я смогу вернуться к своим?

Вот это поражало не только в ней, поражало в каждом, кого доставляли из района боевых действий. Все просились назад, к своим боевым товарищам.

– Будете себя хорошо вести, скоро отпустим, – с улыбкой ответил он и прибавил: – Всё будет хорошо, но полечиться всё-таки надо.

– Конечно, буду послушной, – изобразив что-то похожее на улыбку, ответила девушка.

Накануне было не до того, чтобы рассмотреть её, но теперь Гулянин заметил, что у его пациентке очень милое лицо. Его не портило даже то, что ей приходилось немножко напрягать его, поворачивая голову в неудобном положении.

Те, кто поступал из районов боевых действий, обычно неразговорчивы, но всё же на вопросы своих спасителей – хирургов, отвечали, когда не очень охотно, а когда и довольно живо, если это касалось чего-то наболевшего.

– Слышал, что вы получили ранение, когда выносили с поля боя раненого? – спросил Гулянин.

– Ну что вы, доктор, теперь у нас есть замечательные средства, замечательная техника. Не выносила – вывозила. Есть такие транспортёры переднего края. Слышали?

– Конечно. Когда служил в войсках не просто видел…

Он не стал уточнять, когда и где служил.

– Так вот… Положили мы раненого и стали эвакуировать. Да, видно, заметили нас недобитки, что в рощице засели. Ну и из гранатомёта…

Девушка даже показала свои знания оружия, сообщив, что стреляли из старого советского гранатомёта АГС-17 «Пламя» или из украинского аналога, созданного не так давно на «незалежной», КБА-17.

– Считаете, что видели, в кого стреляют?

– Конечно, на бортах транспортёра переднего края красные кресты. Их нельзя не заметить. Ну вот когда стали рваться гранаты, осколки и полетели…

– И вы закрыли собой раненого?

Девушка стушевалась. Тем, кто способен на подвиг, всегда присуща скромность. Но как-то отвечать надо было, и она ответила: