Шрифт:
Часть первая
Глава 1
– Прекрасно. Просто удивительно, – произнёс Жан. – Я совершенно не чувствую морской болезни. Космической болезни, – поправился он.
Ему теперь постоянно приходилось поправляться. Он чувствовал себя как артист и ему хотелось покрасоваться, но нужно было поправляться и одёргивать себя. Не в цирке же и не на имитаторе в «Клубе знаменитых капитанов». И приходилось убеждать себя, что всё ожидаемое произошло: он в настоящем полете.
Софи тоже сносно себя чувствовала. Нет, было и что-то и неуловимо дискомфортное. Оно приходило и уходило и трудно было сказать – чем ещё дело закончится? На лекции в
Нет, все же кое-что нехорошее было: лёгкое головокружение. Вначале даже ей показалось, что стены падают на пол, а они спинами будто приклеены к потолку и пульт где-то внизу. Но отвязавшись от ремней, она не чувствовала тошноты и была этому бесконечно рада, хотя и понимала – это лишь первый шаг и старалась по совету врача: не дёргаться, не делать резких движений головой, передвигаться спокойно, как сонная рыба в садке.
Софи боялась, что вот-вот первое возбуждение пройдёт, кончится эйфорическое состояние и произойдёт её настоящее знакомство с невесомостью. Возможно, малоприятное. Но всё-таки что-то было. Она чувствовала себя как при слабом отравлении. Она вела себя сдержанно, не вертела головой, не выглядывала в иллюминатор.
Сергей Мотин – командир корабля, считавшийся для остальных несомненным «звёздным ассом» и совершивший второй космический полёт, чувствовал себя хуже пассажиров. Кровь как-то разом прилила к голове, и стало «всё голова, одна голова», и в ней отдавалось и пульсировало. Он знал, всё наладится, невесомость строга к новичкам, в повторном полете организм что-то вспоминает из прошлого. Беда теперь заключалась лишь в том, что этот полёт – двухсуточный. Улучшение в первом полете наступило у него только на четвертые сутки. Адаптация у всех тогда прошла с разбросом в день-два. И разом посвежела голова, улучшилась память, а в первые дни снимаешь, скажем, обычные десять показаний, то восемь из них помнишь точно, а в первых двух сомневаешься.
Он непрерывно сравнивал с первым полётом, хотя столько лет прошло. Был перерыв, и не только у него. Перерыв переживала космонавтика.
– Нет денег, – говорили им, – знаете, сколько стоит полёт?
Он знал, к сожалению, дорого. Так тянулось ни много – ни мало целых двенадцать лет. Никто не летал, но существовала очередь, и космонавты готовились, интриговали, старились и уходили на пенсию и из отряда. Станция была законсервирована, поднята на высокую орбиту до лучших времён.
Обещаемые улучшения растянулись на уйму лет. Страна оправлялась медленно и болезненно. Судьбы их резко изменились и обособились. Сергей разругался со всеми, вылетел из отряда и покатился по наклонной. Он пробовал разное: работал на севере, был пилотом батискафа, а потом вернулся обратно в Калининград, но не на фирму, а в парк.
В городском парке строился развлекательный Космосленд. Дело это шло ни шатко, ни валко, проект тормозился и буксовал. Уже появилось «финское лунное поселение» близ Тампере с развлекательным отбором космонавтов, бассейном гидроневесомости, зелёными замкнутыми циклами. И это подстегнуло дело; во всяком случае было дано «добро» ряду отечественных аттракционов и среди них с реальным кораблём «Союзом».
В парк был доставлен сохранившийся музейный экспонат, из тех далёких времён, когда специально не делали макетов. Брался стендовый испытательный экземпляр и отправлялся в музей. Корабль привёз представитель фирмы Женя Фазолов.
– Лётный корабль. Проводите проверку и в полёт.
– И полетим.
Сергею это запомнилось. А в самом деле – чем чёрт не шутит?
В Тулузе на секции длительных пилотируемых полётов переливали из пустого в порожнее и обсуждали нереальные проекты вроде полёта на Марс и в троянские точки Юпитера. И вот тогда, когда всё всем надоело, выступила молодая учительница Софи Эдери из Клермон-Феррана и заразила всех энтузиазмом, молодостью, энергией, бившей через край. Она выступила с собственным исследованием о детской стадии подготовки к жизни в невесомости.
На заключительном банкете они случайно оказались рядом И, объясняясь по-английски с грехом пополам, убеждали друг друга, что конечно лететь стоит именно им, и это тоже вошло в будущий полет, в число его составляющих.
Затем немыслимое случилось. Ассоциация пилотируемых полётов вместе с КНЕС нашли какие-то деньги и устроили конкурс, и победила опять-таки учительница Софи Эдери и среди школьников Жан Пикар из Тулузы. Потом шли долгие переговоры об оплате, о полёте, создалось уже полное впечатление, что всё сорвалось, и вот когда, наконец, в этом вроде все убедились, всё разом повернулось к лучшему и понеслось. И в результате они оказались в космосе.
Всё и теперь, и накануне старта напоминало Сергею прежний полет и одновременно от него разительно отличалось и походило на где-то читанный фантастический рассказ о том, как ушли в историю героические времена и, собирая ракету, бедолага-космонавт размышляет: что вот-де прохудилась ракета и нужно бы её подлатать, эту систему подтянуть, а этой части вообще теперь не достать и полетим без неё, а что поделаешь, такова жизнь. А этот блок придётся в полете регулярно перепроверять, очень уж он врёт… А если всерьёз, то может оттого у него и получилось, что все, с кем он когда-то начинал, а теперь по делу общался, к тому времени вышли в начальники, а его воспринимали неудачником и старались ему помочь.
От идеи до полёта – дистанция огромного размера: многое нужно заменить и испытать, но часто проще разрешить проблему в полете, чем получить одобрение на Земле.
Перед самым стартом они жили в гостинице «Космонавт» на Байконуре. Здесь было пусто. Бассейн не заполнен водой, и двое-трое из обслуживающего персонала. Но повезло. Как-то вечером Сергей машину достал и объявил:
– Поехали.
Как объяснить, что здесь стало элементом везения – достать элементарный газик, в просторечии «козёл». Они уселись в него и понеслись по шоссе, и в стороне от дороги сиреневый в лучах заходящего солнца символом заброшенности стоял одинокий верблюд.
Стемнело. Ракета издали выглядела гигантской ёлкой. Аккуратно подсвечена; прожекторы высвечивали заданные этажи. Сергей попытался избежать избитых слов и сравнений, но они всё-таки встречались: «Пусковой стол – размером с Красную площадь». Показывая, он гордился, чувствовал себя современным Хеопсом.
– Носитель подвешен в силовом поясе опорных ферм и, чтобы не качался, хвост закрепляют в четырёх точках. Там и здесь.
Ночь на площадке показалась очень темной. В высоте сверкали огромные звезды, для Сергея знакомые больше по планетарию, для Софи, пожалуй, привычные. Ведь Тулуза с Клермон-Ферраном на той же южной широте. Фермы обслуживания были подсвечены не целиком, а местами. Прожекторы меняли направления, согласно графика они освещали площадки подготовки ракеты.