Остров Русь (сборник)
Шрифт:
Смолянин загадочно улыбнулся:
— Во-первых, золотые яйца товар дорогой, штучный, на любителя. А во-вторых, — он невольно схватился за поясницу, — во-вторых, прав был Манарбит.
— В чем прав?
— Остаются кое-какие свойства после пребывания в этномагическом поле! — загадочно изрек толмач и пришпорил коня.
Кубатай разинув рот следил за стелющимся позади Смолянина облаком пыли. Потом спросил тревожно:
— Что ж мне-то осталось? А, Иван?
— Весной увидишь, — дипломатично предположил дурак.
Кубатай кивнул и сказал:
— Придется мне с Кейсеролла
Так и поехали дальше — Илья с Аленой и Алеша с Лизой счастливые, Добрыня — надежд преисполненный, Кубатай — задумчивый, а Иван-дурак, по обыкновению, радостный.
А при дворе князя Владимира тем временем начинался бал. Была приглашена вся знать русская, послы кавказские, половецкие и печенежские, татарва пленная да киргизы заезжие. Столы ломились от икры, блинов да зелена вина.
Лишь Василиса Прекрасная, сидя в своей горенке, пребывала в глубокой печали. Марья-искусница, помогающая ей одеваться, пыталась успокоить княгиню:
— Ваше величество, верьте ему! Он успеет! Он такой прыткий! Да и мудрец заморский с ним.
— Прыткий, прыткий, — грустно повторила Василиса. — Все они прыткие на обещания-то… Ах! Что же мне делать? Честь моя под угрозой!
— Первая часть киевского бала! — заявил просунувшийся в горницу паж. — Василиса, тебя князь кличет!
— Ах! — закатив глаза, произнесла Василиса. — Совру, что забыла сережки на тумбочке. Но если ко второй части бала дурак не приедет — конец мне.
— А значит — и всей земле Русской, — горько прошептала Марья. — Татары вконец обнаглели, предлагают Владимиру на дочке их хана ожениться! Сделать женой младшей, любимой… Попадет тогда Русь под иго татарское!
Василиса головой покачала:
— На двоеженство Владимир не пойдет. Знает, что слаб по мужской части. А вот если со мной разведется — конец… Ох, Марьюшка, быть беде!
…В это время Кубатай, сославшись на жгучую потребность в семечках, без которых он лишится красноречия, поскакал к Марье домой. А богатыри, оставив Лизу и Алену на ближайшем постоялом дворе, во весь дух мчались ко Владимиру.
— Неладно что-то с караулами! — крикнул Ивану Алеша. — Больно уж их много! И все не наши, а из половецких наемников да кавказских волонтеров!
— Беда, беда, — подтвердил Иван. — Что караулов много — понятное дело, сегодня же Новогодье, праздник великий. А вот что нерусь в сторожей отрядили — знак недоверия Владимира к богатырям.
И тут дорогу им заступил караул половецкий. С мечами наголо да булавами на изготовку.
— Мы есмь полноправный стража земля русская, — гордо крикнул начальник караула. — Куда вы спешить, подозрительный богатырь?
— Сдерживай эмоции! — шепнул Иван Илье. — Контролируй силу! Не поддавайся ее темной стороне!{80}
— Не поддамся, — пообещал Илья и ответил:
— Ах вы грязь подзаборная, подхвостье песье! Мы — богатыри русские, спешим на праздник княжецкий!
Караул посовещался, и начальник его заявил:
— Ладна. Разрешай вам проехать — только не всем, а трем. Тот, черномазый, с кладенцом высокой убойной сила, пусть обратна едет.
— Расист! — завопил Иван, которому попали по больному месту. — Бей их, мужики! Нас четверо, пока еще мы вместе! И скоро все получим по невесте! Девиз наш — постоим за Русь! Вперед, друзья, не трусь!
И богатыри накинулись на неосторожных половцев. В разгар боя Алеша крикнул Ивану:
— Беги к дворцу! Успей отдать сережки!
— Сейчас, я только пособлю вам трошки, — ответил Иван.
— Беги, дурак, в твоих руках — Россия!
— Ну так и быть, — согласился Иван, — меня вы упросили.
И Гнедок резвым галопом помчался к дворцу. А там уже начался антракт. Бояны и вечно недоедающие летописцы жадно накинулись на халявное угощение, привычно поругивая официантов, старающихся подсунуть им подсохшую икру и недобродившую медовуху. Владимир, уже заметивший отсутствие на Василисе сережек, нервно грыз ногти, временами поглядывая на подаренный татарами портрет ханской дочери. Портрет был хорош, а невеста, несмотря на явное малолетство, князю нравилась. Может, и правда… развестись с Василисой? Тем более что сбывались худшие опасения Владимира — насчет Василисы и Кащея. Но где-то в глубине души Владимир боялся такого решения. Он понимал, что это будет предательство Руси, что народ ему этого не простит. Владимир принялся за очередной ноготь, посматривая то на портрет юной прелестницы, то на дрожащих от страха советников очередного созыва.
…Иван-дурак ворвался в дворцовый сад как ураган, как свирепое торнадо — из тех, что частенько мнут овсы в муромской губернии. Соскочил с Гнедка и побежал, лавируя между пальмами.
— Террориста! — завопили окружающие дворец стражники. — Ай-ай!
Стражники как один были татарами. «Плохо дело», — подумал Иван, доставая кладенец. «Хреново», — сообразили стражники и разбежались.
Но Ивана ждала еще одна преграда. Все двери, ведущие во дворец, оказались закрыты. Лишь после перерыва, во время великого народного гулянья, их должны были открыть. Иван затравленно огляделся.
— Ивана! — тихонько позвал кто-то.
— Эй, кто здесь? — испугался Иван.
— Моя здесь. Я — Ахмет, боян татарский…{81} — Из кустов киви вылез маленький татарин в разукрашенной дорогими каменьями одежде. — Моя твой друг, Ивана! Моя дураку поможет!
Сказав это, татарский боян трижды подпрыгнул на месте, заставив дурака вспомнить персидского принца.
— Потайную дверь открываешь? — поинтересовался дурак.
— Нет, нет, мой радуется так… Ивана, иди за мной.
Дурак недоверчиво последовал за татарином. И тот привел его к маленькой потайной двери, спрятанной за бурно разросшимся баньяном.
— Откуда мне знать, — продолжал осторожничать Иван, — может, там — ловушка хитрая или стражники с булавами?
— Нет, нет, Ивана, это не ловушка. Я хороший татарин, дружественный. Должен тебе один хороший попасться, чтобы не обвиняли тебя в шовинизме. Верь мне, Ивана!
— Ага, — сообразил Иван, — значит, ты — хороший и спасаешь честь татарского народа своим достойным поведением… Спасибо, Ахмет!