Остров Сокровищ
Шрифт:
На оборотной стороне той же рукой было написано:
Высокое дерево на гребне Подзорной трубы, на нём метка к С от С-С-В.
Остров Скелета В-Ю-В и на В. Десять футов.
Серебро в слитках в северной яме. Его можно найти, следуя по восточной заросли в десяти саженях к югу от чёрной скалы, если стать к ней лицом.
Оружие легко найти в песчаном холме, пункт С на Северном мысе, у пролива, направление на В и на четверть румба к С.
Д. Ф.
Это было всё. Но, несмотря на свою краткость и туманность, как мне показалось, это привело сквайра и доктора Ливси в восторг.
– Ливси, – сказал сквайр, – вы сейчас же бросите вашу несчастную практику. Завтра я еду в Бристоль. Через три недели, или две недели, или десять дней, у
– Трелони, – сказал доктор, – я поеду с вами. Но есть один человек, который внушает мне опасение!
– Кто же это!? – вскричал сквайр. – Назовите мне эту собаку, сэр!
– Этот человек – вы, – отвечал доктор, – так как вы не умеете держать язык за зубами. Мы не одни знаем об этой бумаге. Те молодцы, которые напали на постоялый двор, отчаянные и нахальные негодяи, кроме того, есть их сообщники, которые оставались на люггере, все они так или иначе имеют отношение к этим деньгам. Поэтому никто из нас не должен показываться на улице в одиночку, пока мы не выйдем в море. Джим и я – мы будем держаться вместе, а вы возьмёте Джойса и Гунтера, когда отправитесь в Бристоль. И, самое главное, ни один из нас не должен проболтаться о нашей находке!
– Ливси, – сказал сквайр, – вы всегда правы. Я буду нем как могила!
Часть II
Судовой повар
Я еду в Бристоль
Прошло больше времени, чем предполагал сквайр, прежде чем могло состояться наше путешествие. Ливси отправился в Лондон искать доктора, которому мог передать свою медицинскую практику. У сквайра было много дел в Бристоле, и я был оставлен в замке на попечение старика Редрута, доезжачего. Я бредил о море, морских приключениях и загадочных островах. Целыми часами просиживал я над картой, которую скоро изучил во всех подробностях. Сидя около огня в комнате экономки, я мысленно представлял себе, как подплываю к острову; в моём воображении я исследовал каждый акр его земли, влезал тысячу раз на высокую гору, которая называлась «Подзорной трубой», и любовался с вершины новыми, чудесными видами. Иногда на меня нападали дикари или преследовали дикие звери. Но, как я понял позже, все эти воображаемые опасности и приключения были пустяками в сравнении с тем, что случилось с нами на этом острове.
Так проходила одна неделя за другой, пока в один прекрасный день не пришло письмо, адресованное доктору Ливси. Внизу на конверте стояло:
В случае его отсутствия может быть вскрыто Томом Редрутом или молодым Хокинсом.
Распечатав конверт, мы прочли (или вернее, я прочёл, так как доезжачий умел разбирать только печатные буквы) следующие важные новости:
Гостиница «Старый Якорь», Бристоль,
1-го марта 17 г.
Дорогой Ливси, не зная, где вы теперь находитесь – в замке или ещё в Лондоне, – я пишу одновременно в оба эти места. Корабль приобретён, снаряжен и стоит на якоре, готовый к отплытию. Нельзя и представить себе более прелестного судна, управлять им мог бы и ребёнок. Вместимость – 200 тонн, имя «Испаньола». Я купил его через моего старинного приятеля Блэндли, который выказал при этом посредничестве свою удивительную изобретательность и ловкость. Он работал буквально как вол, действуя только в моих интересах, как, впрочем, делают в Бристоле все, кто только узнает о цели нашего плавания и о том кладе, который мы собираемся отыскать.
– Редрут, – сказал я, прерывая чтение, – а ведь доктору Ливси не понравится то,
– А почему бы ему и не болтать? – проворчал доезжачий. – Как знать, кто из них поступает лучше?
После этого замечания я стал читать дальше:
Блэндли сам разыскал «Испаньолу» и сосватал её мне за чистейший пустяк. Но в Бристоле многие уверяют, будто этот честнейший малый перепродал мне принадлежавшую ему «Испаньолу» за страшно высокую цену. Но это уж слишком очевидная клевета. Все эти слухи не могут, конечно, умалить достоинств корабля. Остальное всё идёт по плану. Правда, рабочие на судне делали своё дело очень медленно, но теперь всё это уже кончено. Что меня беспокоило – так это набор экипажа. Я хотел, чтобы было не меньше двадцати человек на случай дикарей, разбойников, проклятых французов. С невероятным трудом удалось мне, наконец, набрать полдюжины, но затем милостивая судьба послала мне как раз такого человека, которого мне было надо. Нас свёл с ним чистый случай: разговорившись с ним как-то на доках, я узнал, что он старый моряк, держит гостиницу для матросов и знает их всех до одного в Бристоле. Он сказал мне также, что здоровье его стало плохо с тех пор, как он живёт на берегу, и что он желал бы отправиться в плавание в качестве корабельного повара; на док он пришёл для того только, чтобы подышать морским солёным воздухом. Я был тронут его рассказом – это, наверное, подействовало бы точно так же и на вас, – и тут же из сострадания нанял его к нам на судно поваром. Его зовут Долговязым Джоном Сильвером, и у него нет одной ноги, но последнее может служить ему только прекрасной рекомендацией, так как он потерял ногу, сражаясь за родину под начальством знаменитого адмирала Хока. И он не получает пенсии, Ливси! Представить себе только, какое ужасное время мы переживаем! Судьба, видимо, благоприятствовала мне: найдя повара, я тем самым обеспечил себе и весь экипаж, так как мы с Сильвером шутя набрали в несколько дней целую компанию истинных матросов, правда, не очень-то привлекательных на вид, но зато отчаянных смельчаков, так что нам нечего бояться никаких нападений. Джон посоветовал мне даже отпустить двух из тех шести матросов, которых я набрал раньше: он моментально доказал мне, что они не годятся для моря и будут только тормозить дело. Я чувствую себя прекрасно, ем за четверых, сплю как убитый, но всё же не могу дождаться той минуты, когда буду в море. Скорее бы отплыть! Я только и брежу морем и морскими приключениями! Не мешкайте, Ливси, не теряйте ни одного часа, если вам дорого моё спокойствие! Отпустите молодого Хокинса повидаться с его матерью, пускай Редрут сопровождает его. А затем приезжайте немедля в Бристоль.
Джон Трелони.
P. S. Я ещё не сказал вам, что Блэндли (кстати, он собирается отправить вслед за нами судно, если мы не вернёмся к концу августа) нашёл отличного боцмана – правда, несколько несговорчивого, о чём я очень сожалею, но в остальных отношениях он настоящий клад. А Джон Сильвер рекомендовал знающего штурмана по имени Эрроу. Наконец, у меня есть ещё боцман, который играет на рожке. Итак, на нашей «Испаньоле» всё будет как на военном судне. Я забыл сказать вам, что Сильвер – человек со средствами: я узнал, что у него текущий счёт в банке. Жена его остаётся хозяйничать в гостинице; она не белой расы, так что нам с вами ясно, что не одно здоровье побуждает Сильвера пускаться в морское путешествие.
P. Р. S. Хокинс может остаться на одну ночь у своей матери.
Дж. Т.
Можете себе представить, в какое волнение я пришёл после этого письма. Я совсем потерял голову от радости.
На следующее утро мы отправились в «Адмирал Бенбоу». Я нашёл свою мать здоровой и довольной: со смертью капитана кончились её заботы и неприятности. Сквайр велел исправить в доме все изъяны, выкрасить заново комнаты и вывеску и прибавить кое-что из мебели; в буфетной, между прочим, появилось прекрасное кресло, в котором могла отдыхать моя мать. Он отыскал и мальчика, который должен был помогать ей в моё отсутствие. При виде последнего я в первый раз понял, что до сих пор думал только о приключениях, которые ожидали меня впереди, и совсем забыл про свой дом, из которого впервые уезжал так надолго. Но когда я увидел этого чужого мальчишку, который должен был занять моё место, я в первый раз разрыдался. Боюсь, что он обязан мне тяжёлыми минутами своей жизни: я изводил его придирками и ничем не помог.
Прошла ночь, и на следующий день мы с Редрутом снова отправились в путь. Я попрощался с матерью и с заливом, на берегу которого жил с самого рождения, и с милой старой гостиницей «Адмирал Бенбоу». Вспомнился мне и капитан, как он разгуливал по берегу в своей шляпе набекрень, со шрамом на щеке и старой медной подзорной трубой.
Под вечер мы сели в почтовую карету. Меня втиснули между Редрутом и каким-то толстым старым джентльменом, и я, несмотря на быструю езду и холодный ночной воздух, проспал, как барсук, все станции. Когда я протёр глаза, оказалось, что мы приехали в Бристоль.