Остров тетушки Каролины
Шрифт:
– О, это, конечно, ужасный сон, – вздохнул Джон Смит и горячо пожал Франтику руку в знак глубокого сочувствия. – Но бывают сны и похуже. Сон, привидевшийся мне, убедит вас в этом, если только у вас хватит терпения меня выслушать. Снилось мне, будто я – Генрих VIII и женат на своей четвертой жене, Анне Клеве, которая, как вам известно, была очень худая, а потому презлющая. Я не люблю тощих женщин. В тощем теле духу негде приютиться, вот он и рвется наружу и творит всевозможные пакости. Так вот, моя жена вознамерилась отправить меня на тот свет, ссылаясь на равноправие женщин. Она утверждала, что если в старые, допотопные времена в Англии мужья обладали правом казнить своих жен, то в современную
У Франтика, выслушавшего с неподдельным интересом эту поучительную историю, чуть не сорвались с языка вопросы, касающиеся тех подробностей, которые остались для него неясными, но он вовремя спохватился. Мальчик сообразил, что время идет, а ему еще ни на шаг не удалось приблизиться к своей цели. И если раньше он сомневался, согласится ли Джон Смит помочь ему в розысках тетушки, то теперь он готов был совсем отказаться от этой мысли. Франтик горько сожалел, что в учебную программу городских школ не была включена как обязательный предмет дипломатия – наука, позволяющая без больших затруднений убеждать противника делать совершенно обратное тому, что он намеревался. Но взялся за гуж – не говори, что не дюж. И Франтик выпалил с грубой откровенностью:
– Я хотел бы вас попросить кое о чем, сэр!
– Гм, – пробормотал невнятно Джон Смит; очевидно, он еще был во власти сновидений.
– Речь идет о пани Каролине Паржизековой из Глубочеп, – выдавил из себя с трудом Франтик.
Джон Смит нахмурил брови.
– Я не знаю никакой пани Паржизековой из Глубочеп и не интересуюсь ею, сэр, – ответил он резко. – Меня занимает спор, который я веду с наследником Вильгельма Завоевателя касательно открытого мною острова. Кроме того, я остался должен администрации Флитской тюрьмы шестнадцать фунтов семь шиллингов пять пенсов. Я – британский подданный, сэр!..
В другое время это сообщение возбудило бы во Франтике горячее сочувствие. Но в данный момент он думал только о том, что Джон Смит не попался на удочку и придется идти к цели, используя свои скудные познания в дипломатическом искусстве. По счастливой случайности ему был известен один из основных законов дипломатии, гласящий: строго придерживаться правды не следует.
– Я надеюсь, сэр, – сказал он очень спокойно, – что судьба барышни Паржизековой не будет для вас совершенно безразлична. Она тоже собирается вступить во владение островом.
– Что?..
– Да. Островом, который находится во власти людоедов. Она об этом не знает. Я должен предупредить ее об опасности.
– У-гу, – сказал Джон Смит и задумался.
– Барышня Паржизекова – моя тетя, сэр. Это необыкновенно благородное существо, и я не прощу себе, если она попадет в беду.
– Э-э… – произнес Джон Смит и невольно потянулся к бутылке, которая оказалась пустой.
– Мне кажется, – продолжал Франтик, и на лбу его выступил пот, – что с вашей помощью я мог бы ей подать о себе весточку. Она где-то на этом пароходе, но мой костюм в таком печальном состоянии, что мне нельзя показаться на палубе.
– Э-э, э-э!.. – кивнул Джон Смит. Лоб его морщился все больше и больше.
Некоторое время стояла тишина, слышно было лишь, как где-то в глубине парохода стучали машины. «Все кончено, – подумал Франтик и чуть не заплакал, – не увижу я больше тетушки Каролины. Разве только на колу. Но это будет поздно…»
Во Франтике вдруг проснулась паржизековская гордость. Он сжал кулаки и без всяких околичностей и дипломатических уверток рявкнул:
– Будете вы мне помогать, черт вас возьми, или нет?
Если Франтик надеялся, что его резкие, необдуманные слова подействуют на Джона Смита, то он ошибся. Джон Смит, ничего не видя и не слыша, стоял у стола в глубокой задумчивости и приглаживал свою бороду; очевидно, он разрешал какую-то очень важную проблему. Наконец он очнулся и, помедлив немного, спросил:
– Она тощая?
Сердце Франтика запрыгало от радости. Ведь если Джона Смита смущал только этот пункт, его так легко успокоить!
– Она весит сто шестьдесят килограммов, – твердо и независимо ответил Франтик, рассудив, что набросить десять килограммов в данном случае не повредит. И он не ошибся. Лицо Джона Смита мгновенно прояснилось. Так бывает, когда закрывшие небо зловещие тучи рассеются и сквозь них проглянет яркое солнышко.
– Триста двадцать фунтов [7] … – повторил Джон, задыхаясь от восторга. В глубине души он был не прочь стать обладателем такого сокровища. – Я буду счастлив помочь вам в ваших затруднениях, сэр, – сказал он и учтиво поклонился.
– Вы дадите мне какое-нибудь платье? – нетерпеливо спросил Франтик.
– Ни в коем случае. Я считаю нецелесообразным, сэр, чтобы вы подвергали себя опасности, расхаживая переодетым. Мне будет очень приятно познакомиться с вашей уважаемой тетушкой Каролиной Паржизековой лично. Я надеюсь, что встречу ее на палубе.
7
Английский фунт – 453,6 грамма.
Сделав это категорическое заявление, Джон Смит открыл дубовый шкаф и вынул оттуда длиннополый сюртук коричневого цвета, брюки в желтую и зеленую клетку, широкий галстук цвета бургундского и высокий серый цилиндр. Разложив вышеперечисленные предметы туалета на постели, он принялся их любовно осматривать.
Утверждение, что женщина – вечный источник неприятностей в жизни мужчины, не является преувеличением. Пусть каждый, кто в этом сомневается, посмотрит, что делается в каюте № 67 в ту минуту, когда Джон Смит с восторгом раскладывает на постели свои клетчатые брюки. Он увидит там сухопарого мужчину по имени Арчибальд Фогг, который сидит на постели и мрачно смотрит в пространство. А все потому, что в жизнь этого человека вошла женщина.
Да, в это утро Арчибальд Фогг проснулся в отвратительном настроении. Ему приснилось, будто над его ложем склонились мистеры Хейкок и Дудль и по очереди задают ему вопросы, на которые, к сожалению, он не находит ответа.
– Что сделали вы за это время, мистер Фогг, чтобы снискать расположение мисс Паржизек? – задал ему вопрос мистер Хейкок, сверля его взглядом василиска.
– Хорошо ли вы заботились о нашей клиентке в Триесте? – спросил мистер Дудль, и его водянистые рыбьи глаза заблестели не менее страшно. – Сумели вы проникнуть в ее намерения?