Острова и капитаны
Шрифт:
— Вот и я люблю. И про путешествия, и про моряков… Удивительные они люди. Сам я тоже в детстве о морской службе мечтал, да не вышло.
Толик подумал.
— Арсений Викторович, знаете что? Если человек про моряков книжку пишет, он ведь и сам тоже как моряк.
Голубые глазки Курганова снова добродушно засветились.
— Да? Может быть… Но это, наверно, если хорошо пишет.
— А вы… много уже написали?
— Ну… повесть эта довольно большая получается. Но я ее уже почти
— Ага… то есть пожалуйста.
— Только вот пряники очень уж каменные.
— Ничего, я такие даже больше люблю. У меня зубы крепкие.
— А я свои почти все угробил за последние годы… — усмехнулся Курганов. И вдруг сказал другим голосом: — Толик…
Толик вопросительно вскинул глаза.
Курганов смотрел из-за кружки нерешительно и виновато.
— А если я попрошу тебя об одной услуге… А?
— Ладно… — неуверенно отозвался Толик. — О какой?
— Может быть, послушаешь у меня несколько страниц? Раз уж так получилось… Раз уж мы встретились так удачно. А?
— Конечно! — обрадовался Толик. По правде говоря, он этого немного ждал. Вернее, не ждал, а думал: «Вот хорошо бы…»
Будет еще одно новогоднее чудо! Он сидит у старинного камина (пускай и не горящего), а писатель читает ему свою книгу. Да еще о Крузенштерне! Час назад про такое Толик и мечтать не мог. Нет, в самом деле, последнее время полно сюрпризов…
Курганов сбивчиво объяснил:
— Ты не удивляйся, что я тебе… Я никому в жизни еще не читал, а ты… Тебя будто сама судьба послала… — Он нервно усмехнулся.
Толик хотел пошутить, что послала не судьба, а мама, но постеснялся и сказал:
— Ладно. Только…
— Что? Дома ждут? — огорченно спросил Курганов.
— Нет, мама еще, наверно, на работе. Султан ждет на дворе, я на нем приехал.
— Ездовой пес?! — обрадовался Курганов. — Давай его сюда.
… Султан был воспитанной собакой. Войдя в комнату, он шевельнул хвостом, будто сказал «здрасте». Курганов сел перед ним на корточки.
— Ух, какие мы красавцы… Прекрасное сочетание, помесь овчарки и лайки. И еще кое-чего понемножку, для гарнира. Медали за чистоту кровей нам не дадут, ну и не надо, зато мы сильные и умные… — Он бесстрашно взял голову Султана в большие свои ладони, потрепал по ушам, погладил загривок. А Султан… Толика даже ревность кольнула: стоит, бродяга, и хвостом машет, будто перед ним старый друг.
Курганов оглянулся на Толика.
— Мне с собаками много пришлось дела иметь, не удивляйся. Они своего сразу чуют… Откуда у тебя такой хороший?
— Сам нашелся, два года
— Умница, — опять сказал Курганов Султану, еще раз погладил его и распрямился — голова под потолок. Робко спросил: — Ну, что, Толик, начнем?
Толик заволновался и кивнул. Сел у холодного и чистого внутри камина. Султан прилег рядом. Курганов достал с полки желтую картонную папку.
— А камин у вас действует? — спросил Толик.
— Что?.. Да, конечно. Но тепла от него маловато, я печку топлю. Но можно и камин, возни только много… Разжечь?
— Да нет, я же так просто спросил…
Оглядываясь на Толика, Курганов сел к столу, раскинул папку. Странно замер над бумагами. Стало опять очень тихо, и снова Толик услышал медный стук часов. Зашарил глазами по комнате. Но в это время Курганов шумно вздохнул и сказал:
— Я сперва самое начало прочту, ладно?
Толик опять кивнул. Курганов надел очки, нагнулся над листом и глуховато заговорил:
— «Корабельный колокол в громадном обеденном зале, где стоял учебный фрегат, двойным ударом, слышным на трех этажах, отметил начало первой перемены…»
Пока Курганов читал, Толик пошевелился всего два раза. Первый — когда осторожно пересел поудобнее: устроился на стуле верхом, щекой лег на спинку. Второй — когда ногой толкнул Султана: тот, забыв о приличии, стал шумно чесаться. Чтобы не сопеть, дышал Толик, приоткрыв рот. От этого обсыхали губы, он водил по ним языком…
— Ну вот… — сказал Курганов и положил на папку вылезшие из обшлагов ладони. — Ну… как? Не понравилось, да?
Толик опять облизал губы.
— Понравилось. Только…
— Что? Ты не стесняйся, критикуй! — вскинулся Курганов.
— Да нет, все хорошо. Только жалко этого… Алабышева.
— Да? — обрадовался Курганов.
— Да, — вздохнул Толик.
— Но это же хорошо, что тебе его жаль! Значит… я как-то сумел это… передать. Показать…
— Сумели, конечно! А Фогту потом что было? Его правда выгнали из корпуса?
— Разумеется! Но не в нем дело. Он тут не главный герой, про него больше и не упоминается… А какие еще замечания?
— Никаких! Только… там немного одно место непонятно. Что случилось с лейтенантом Головановым?
— С Головачевым… Это, брат ты мой, самая печальная история. Я про него много пишу. Я ведь тебе только пролог прочитал, а дальше будет про само путешествие.
— Это хорошо. А то я все думал: когда про «Надежду» и «Неву» начнется?