Острые края (сборник)
Шрифт:
– Насчет права ты прав, вождь, – сказала Чудесница.
– Право – это наше право, – пропел Брек.
– Так, так, так… – буркнул Гордяй; Зобатый решил, что это означало согласие.
Он ткнул каждого по очереди большим пальцем с обгрызенным до мяса ногтем.
– И чтобы вели себя наилучшим образом, слышите? Тихо, как весенний ветерок. Надеюсь, на сей раз ты, Брек, не будешь опрокидывать кастрюли, так ведь?
– Вождь, обещаю смотреть, куда ставлю ноги.
– И то хлеб.
– Запасной план у нас есть? – поинтересовалась Чудесница. – На тот случай, если случится невозможное и дела пойдут не по плану.
– Как
Его глаза раскрылись широко, как миски на поварне.
– Что я?
– Останешься здесь и будешь присматривать за барахлом. – Раубин протяжно, с нескрываемым облегчением, выдохнул, и Зобатый почувствовал, как его губы расползаются в улыбке. Он не винил этого человека в том, что тот был невероятным трусом, – большинство людей таковы. Зобатый и сам был таким же. Винил он Раубина лишь в том, что тот позволял себе показывать свой страх. – Только не слишком расслабляйся. Если у нас дело обернется худо, то не успеет наша кровь засохнуть, как эти лисотрахи отыщут тебя и, скорее всего, лишат тебя всего того, что ты между ног трешь.
Дыхание Раубина ощутимо задрожало и пресеклось.
– Башку тебе отпилят, – прошептал Никогда, вытаращив глаза для пущей убедительности.
– Вытряхнут требуху и зажарят, – прорычал Весельчак Йон.
– Кожу с рожи сдерут и будут вместо маски носить, – прогремел Брек.
– Будут хером твоим суп хлебать, – предположила Чудесница.
Все на мгновение умолкли, пытаясь представить себе такое.
– Значит, договорились, – сказал Зобатый. – Тихонечко, осторожненько, так, чтобы никто не заметил, как мы заберемся в этот дом и найдем то, что нужно. Но самое главное… – он самым строгим взглядом обвел отряд – полукруг перепачканных грязью, испещренных шрамами, бородатых и безбородых ясноглазых лиц. Его команду. Его семью. – Чтобы никто не смел погибнуть, ясно? К оружию.
Сосредоточенно и уже без балагурства – как же, до дела дошло! – отряд Зобатого подготовился к выходу; каждый сработался со своим оружием, как ткач – с ткацким станком, и оно всегда было ухоженным, даже если одежда превратилась в лохмотья, блестело, невзирая на то что лица толстым слоем покрывала грязь. С негромким шипением затягивались пояса, ремни и шнурки, поскрипывал, погромыхивал и позвякивал металл, и над всем этим непрерывно плыла песня, которую негромко вел высокий голос Гордяя.
Руки Зобатого двигались сами собой, повинуясь давней привычке, а мысли возвращались к былым временам, когда ему приходилось делать то же самое в других местах, в окружении других лиц, большинство из которых давно уже вернулось в грязь. Некоторых из них он похоронил своими руками. Он надеялся, что никто из присутствующих въяве сегодня не погибнет, чтобы превратиться в грязь и смутные воспоминания. Он проверил щит – прочны и упруги ли ременные петли, в которые просовывается рука. Проверил нож, запасной нож и запасной-запасной нож – все плотно сидели в ножнах. Кто-то когда-то сказал ему, что лишних ножей не бывает, и это был очень дельный совет, при условии, конечно, что ты правильно хранишь их и при случайном падении ни один из них не воткнется тебе в причиндалы.
Каждому было чем заняться. Кроме Жужела. Он лишь склонил голову и деликатно взял за ножны из крашеной кожи, чуть ниже крестовины, свой меч, прислоненный до того к стволу дерева. Ростом Жужело заметно превышал дюжинного человека, а клинок, скрытый в этих ножнах, был заметно длинней его собственной ноги. Затем откинул капюшон, разодрал пальцами с грязными ногтями свалявшиеся волосы и застыл, склонив голову набок и разглядывая соратников.
– Ты ходишь с одним-единственным клинком? – спросил Зобатый, сдвигая собственный меч, висевший у бедра. Он надеялся вовлечь верзилу в разговор и установить хоть мало-мальски доверительные отношения. В таком маленьком и тесно сбитом отряде капелька доверия может спасти тебе жизнь. Может спасти вообще всех.
Глаза Жужела повернулись в его направлении.
– Это Меч мечей, и люди успели дать ему сотню имен. Бритва рассвета. Могильщик, Кровавый жнец. Высочайший и Нижайший. На языке долины его именуют Скак-анг-гаиок, то бишь Разлом мира, битва, которая свершилась в начале времен и возобновится при их завершении. – Зобатый испугался было, что Жужело примется перечислять всю треклятую сотню, но, к счастью, он удовлетворился сказанным и лишь добавил, уставившись на рукоять, обмотанную тусклой серой проволокой: – Это и моя награда, и моя кара. Кроме этого клинка, мне ничего не нужно.
– А не длинноват он малость? – полюбопытствовала Чудесница с другой стороны. – Есть с него неудобно.
Жужело выразительно оскалился.
– А это на что?
– Ты когда-нибудь точишь его? – спросил Зобатый.
– Это он точит меня.
– Что верно, то верно. – Оставалось надеяться, что Жужело и впрямь владеет своим хваленым громадным клинком так хорошо, как о нем говорили слухи, потому что как собеседник он точно компанию не украшал.
– Кроме того, чтобы наточить меч, его нужно вынуть из ножен, – напомнила Чудесница, подмигнув Зобатому тем глазом, которого Жужело не видел.
– Именно так. – Взгляд Жужела остановился на ее лице. – А если Меч мечей вынуть из ножен, то обратно его уже не вложишь, пока…
– Пока он не обагрится кровью? – закончила вместо него Чудесница. Угадать его следующие слова можно было и не обладая даром гадания по рунам – с тех пор как они покинули Карлеон, Жужело повторил их, по меньшей мере, дюжину раз. Более чем достаточно для того, чтобы они всем слегка поднадоели.
– Кровью, – пророческим голосом отозвался Жужело.
Чудесница быстро взглянула на Зобатого.
– Скажи-ка, Жужело из Блая, тебе никогда не казалось, что ты относишься к себе чересчур серьезно?
Он слегка запрокинул голову и окинул взглядом небо.
– Если услышу что-нибудь смешное, то можно будет и посмеяться.
Зоб почувствовал на плече руку Йона.
– Вождь, можно тебя на пару слов?
– Конечно, – ответил он и не без усилия усмехнулся.
Йон отвел Зобатого на несколько шагов от других и негромко завел ту же речь, что и всегда перед боем.
– Если я погибну…
– Никто сегодня не погибнет, – перебил его Зобатый теми же самыми словами, которыми отвечал всегда.
– То же самое ты говорил в прошлый раз, а потом мы похоронили Чутлана.
От этого напоминания настроение Зобатого опустилось еще на ступеньку по лестнице, ведущей в трясину.
– Никто тут не виноват – работа у нас опасная, и всем это известно. Немало шансов за то, что сегодня я уцелею, но я всего лишь прошу, чтобы, если все же…
– Я навещу твоих детей, передам им твою долю и расскажу, кем ты был.