Острые ощущения

Фиори Рина

– Слушай, а чего ты так из-за этого крокодила переживаешь? – спрашивает неожиданно, убирая баночку с солью обратно в шкаф.

– А тебе какое дело? – отзываюсь крайне невежливо, хрустя при этом ломтиком свежего огурца. Бросаю мимолётный взгляд на Арсения и замечаю интерес в наглых глазах.

– Так что, не расскажешь? – предпринимает вторую попытку.

– Не важно, – бросаю задумчиво, вспоминая те обстоятельства, при которых брелок попал ко мне.

– Это что-то личное? – Арсений откладывает в сторону ложку, которой перемешивал закипающие макароны, и подходит вплотную.

Он пристально смотрит в мои глаза, и я с удивлением отмечаю, что в этом взгляде нет ни капли иронии. Парень кажется серьёзным, как никогда, и мне почему-то хочется рассказать ему всё.

– Знаешь, у меня в детстве была одна огромная мечта – увидеть море. Я очень любила сказку Андерсена «Русалочка», книжку до дыр зачитала. А диск с мультфильмом, ну, тоже до дыр – засмотрела. Но у нас с мамой не было возможности отправиться на море, поэтому моя мечта долгое время оставалась несбыточной.

Я делаю паузу и бросаю мимолётный взгляд на Астрова, который внимательно слушает меня. Надо же, не ожидала понимания с его стороны, хоть и рискнула открыться.

– Так, а в чём проблема? – говорит в следующую секунду. – От нас до моря рукой подать: три часа на машине, и ты на месте.

Так и знала. Ну конечно, ему не понять, что проблема может измеряться не только в километрах, но ещё и в рублях. Астровы довольно небедно живут, как мне показалось, когда была у Арсения в гостях. Вот ему и думается, что всем и всё легко даётся, и то, что некоторым людям приходится начинать работать ещё до совершеннолетия, парню не известно.

– Блин, Астров, денег у нас не было по морям разъезжать, ясно? – отвечаю грубо, потому что на вежливое объяснение терпения не остаётся. – Короче, если вкратце, крокодила этого купила, когда один единственный раз на море смогла выбраться. Вот и всё.

Отворачиваюсь от невоспитанного оболтуса, потому что очень не хочу видеть насмешку в его глазах. Я и сама прекрасно знаю, что иногда веду себя как ребёнок, но это касается исключительно меня одной.

– Понятно. Мечта – это хорошо, это здорово, – будто сам с собой разговаривает, – тарелки доставай.

Последняя фраза больше походит на приказ, но я уже не придаю значения. Беру с полки две плоские тарелки и протягиваю Арсению, а сама тем временем собираюсь заправить салат. Открываю дверцу шкафа, напрочь забыв, что масло убрала на верхнюю полку, до которой можно дотянуться только с помощью табуретки.

– Блин, стул нужен, – бурчу себе под нос, с тоской глядя на недосягаемую бутылку.

Хочу развернуться и пойти к столу за четвероногим другом для увеличения роста, но неожиданно горячие руки обхватывают меня за ноги и поднимают над землёй.

– Эй, придурок, а ну, быстро поставь меня туда, где взял, – пищу, но этот даже не шевелится.

– Доставай уже чего хотела, тогда опущу! – рычит голос снизу.

Не задерживаюсь, хватаю бутылку и стучу парня по плечу.

– Опускай, – отдаю команду, а когда чувствую под ногами твёрдую почву, добавляю язвительно, – хлюпик!

– Чего? – моментально вспыхивает, но тут же замолкает.

Принимается смотреть на меня внимательно, словно изучая.

А я

только сейчас обращаю внимание на то, что его руки никуда не делись: они переместились на мою талию и пытаются хозяйничать там. И вместо того, чтобы оттолкнуть негодяя, вспоминаю тот поцелуй в подсобке, когда он набросился, не дав даже договорить. От нахлынувших воспоминаний щёки обдаёт жаром, а мысли начинают путаться от абсолютно противоречивых желаний.

С одной стороны, я хочу накричать на Арсения, оттолкнуть и отчитать, как следует за произвол. А с другой, понимаю, что не против повторить то, что произошло тогда между нами. И парень словно читает мои мысли, наклоняется медленно, обжигая моё лицо горячим дыханием. Я прикрываю глаза в предвкушении чего-то особенного, и подаюсь вперёд навстречу искушению. Но, увы, ничего не происходит, а вместо этого я слышу то, чего никак не ожидала.

– Доченька, я дома! – доносится из прихожей голос мамы вместе со скрипом двери.

Я отталкиваю Астрова и одновременно сама резко отпрыгиваю от парня, спиной упираясь в кухонный шкаф. Это происходит буквально за пару секунд до того, как на пороге кухни появляется моя мать. Она широко распахивает и без того большие глаза, видя стоящего к ней спиной парня. Арсений тоже не сразу приходит в себя, медленно разворачивается и смотрит в сторону дверного проёма.

Думаю сейчас только об одном: хоть бы мама не заметила моих пунцово-красных, горящих жаром щёк. А если и заметит, пусть не догадается, почему они стали такими.

Только в сорок лет люди видят и понимают гораздо больше, чем в двадцать. А потому родительница медленно сводит брови к переносице и прожигает нас двоих гневным взглядом.

– Что здесь происходит?! – говорит крайне недружелюбно, и я понимаю, что теперь мне несдобровать.

Если вдруг маме что-то не нравится, она обязательно это выскажет. Со всеми вытекающими примерами и двухчасовыми нотациями. Скорее всего, просто хочет мне добра, поэтому и старается своими наставлениями уберечь от ошибок.

– Добрый день, – густую тишину разрезает мягкий голос Арсения, – я сотрудник компании «Муж на час». Если это всё, то я могу быть свободен?

Последняя фраза вроде как мне адресована, поэтому активно киваю и плетусь следом за покидающим комнату Астровым, чтобы закрыть за ним входную дверь. Его пожелания удачи слышу словно сквозь пелену, и даже забываю поблагодарить за уборку и попрощаться. Мои мысли заняты сейчас совершенно другим вопросом: как быть с мамой?

Как объяснить родительнице, что я не собиралась ничего дурного делать? Сомневаюсь, что она поверила Арсению.

Когда возвращаюсь в кухню, обнаруживаю, что мамы там нет. Спустя только минут десять она появляется: в домашнем халате и тщательно спрятанными под полотенцем светлыми волосами. Ничего себе, уже душ с дороги успела принять.

– Ну? – Любавина старшая шумно отодвигает стул и падает на него своим довольно упитанным телом.

– Что? Чай или макароны с салатом? – пытаюсь изобразить радушный приём, но сердце до сих пор громко стучит в грудной клетке, не желая успокаиваться после перенесённого стресса.