Освободившиеся
Шрифт:
Выстраивались ритмы. Культисты запели быстрее. Лампы вспыхнули ярче, но лишь для того, чтобы затем их поглотил мрак столь плотный, что у него были клыки. Пульсирующее шипение разошлось из пещеры, неся миру истину. На его фоне, минуя и перекрывая такт прокаженной песни, раздался голос Сор Гаракса. Ярость, боль и помешательство в нем не ослабли. Они обрели мощь стихии. Они могли менять реальность. Это был голос безумия войны.
Курта Седд ощутил, как внутри него шевельнулось благоговение. Его губы растянулись в подобии улыбки. Казалось, что на него дует психический ветер, который сокрушит скрепы духа, плоти
Дернувшись в последний раз, жертвы наконец умерли. Что–то блеснуло. Курта Седд не мог сказать, был ли это свет, или же нечто, всего лишь прикидывавшееся светом. Затем последовал рев Сор Гаракса. Это уже была не речь, лишь алхимический сплав всех его выстраданных мыслей и слов в единую абсолютную ярость.
Дредноут пришел в движение. Он сделал шаг вперед и раздавил ногой оператора резака, превратив тело мужчины в мешанину внутренностей. Левая рука качнулась, и полыхнула штурмовая пушка. Снаряды разметали культистов в дым, пробивая тела и чертя на дальней стене линию взрывов. Пальцы силового кулака Быка дернулись. Он протянул руку и схватил смертного, находившегося на его левом плече. Пальцы сжались, превратив голову культиста в кашу.
Дальше началось уже настоящее избиение. Беснующийся Сор Гаракс зашагал вперед, полный жаждой убийства. Культисты бежали к нему, окружали и танцевали, радуясь своей великолепной работе. Он рвал их на части, давил их и уничтожал без следа. Пещеру заполняли огонь и кровь. Тела разлетались на куски, просто изодранное сырое мясо. Умирая, культисты ликовали. Мимо Курты Седда в зал проталкивались все новые.
— Аннунакэ! — выкрикивали они, мчась навстречу смерти. — Аннунакэ!
Их восторг встречала ярость, и они умирали в экстазе от славного труда.
Курта Седд наблюдал, как Сор Гаракс качнулся в его направлении. Дредноут был гигантом, несущим мучительную гибель. Его ненависть горела столь ярко, что могла бы испепелить галактику. Он был неостановим, и в этих туннелях двигался с величием титана класса «Император». У Сор Гаракса не было никаких сомнений. Бык являл собой воплощенную убежденность, и его шествие в окружении пламени и крови наполняло Курту Седда торжеством.
Было и другое. Пока культисты пели, плясали и умирали, а Сор Гаракс уничтожал добровольных молящихся жертв, что–то копилось. Снова тьма, тьма материальная. Она сочилась с пола, призванная из глубин. Ее перемещения не зависели ни от каких движений ритуальной резни. Она была мускулистой, змееподобной, холодной. Отростки расходились по полу, словно она собиралась охватить всю пещеру. Двигаясь, она царапала воздух. Наземь падали сброшенные блестящие чешуйки, которые затем исчезали. Существование тьмы ранило реальность. Тьма завихрилась от сокрушительной поступи дредноута. И потянулась к капеллану.
Она обвилась вокруг его ног, ломаясь и перестраиваясь — непрочная, как туман, и целеустремленная, словно насекомые. Во тьме были какие–то существа — существа, которых он не мог увидеть, поскольку пока они еще не обрели бытие. Но им этого хотелось. Они жаждали ощутить реальное и выпить его крови. Они взывали к Курте Седду:
Сделай нас настоящими! — вопили они.
Освободи нас.
Сбрось бремя.
Ритуал призвал тьму, и теперь тьма
И теперь она сделала его своим господином.
Он видел тьму. Слышал тьму. Он поднял взгляд на приближающегося, залитого кровью чудовищного Сор Гаракса. Он глядел на величие, на обещанное откровение, и в этот миг, в миг, когда ему казалось, что он навеки погрузится в экзальтированный ужас, его сомнения пропали.
В груди разрасталось нечто с узловатыми жилами и ядовитыми когтями.
Это была надежда.
7
Ярость сдержана
Великое Нисхождение
Ярость на свободе
Пронзительная мука, застывшая навеки. Тело — пыточный мешок, недоразвитый орган, ранящий его сущность. Миг, когда на Семнадцать-Семнадцать взорвался титан, сохранился навсегда. Откровение, полученное при ожоге, каждую секунду переживается заново.
Он — Несущий Слово, и для боли должно существовать слово. На самом деле была одна лишь боль. Все остальное — заблуждение. Все остальное — ложь.
Сокрушить ложь.
Утопить миры, утопить звезды, утопить галактику в крови.
Отыскать слово. Привести все реальное к переживаемой им агонии.
Рев, вой, язык рвется на части в поисках слова.
Безуспешно. Бесформенные созвучия, бессмысленные слова, фразы, где есть лишь насилие.
Воплотить слово. Зачаровать его действием.
Стать убийством.
Внезапно вновь возвращается подлинное тело, гигантский военный облик. Снова двигаться. Снова убивать. Грохот пушки, взрывы гнева. Проповедь снарядами.
Тяжеловесный ритм, ритм его поступи. Каждый шаг ломает кости.
Заполнить воздух кровью. Заполнить пустоту кровью.
А затем голос, произносящий его имя:
— Сор Гаракс.
Зарычать в ответ на вмешательство, вскинуть вперед штурмовую пушку.
— Судия Преисподней, остановись и выслушай.
Впереди фигура: багряная, но это не плоть. Несущая слова истины зубчатой, извивающейся прописью Колхиды.
Он остановился. Тьма в воздухе, тьма — источник истины, закручивается вокруг брони говорящего.
— Ты знаешь меня, Аннунакэ Сор Гаракс.
И преодолевая боль, он сложил имя:
— Капеллан Курта Седд.
Дредноут узнал его. Бык остановил свое шествие. Штурмовая пушка опустилась, не выстрелив.
— Твой урок пропадает здесь зря, — произнес Курта Седд. Он говорил уважительно, но властно. Сор Гаракс балансировал на грани, за которой лежала всеобщая бездумная бойня, и его требовалось унять. Сдержать его физически было невозможно. За спиной Курты Седда стояла группа Несущих Слово численностью в отделение, державшая наготове оружие. Если Сор Гаракс не остановится добровольно, единственным выходом будет уничтожить его, а эта катастрофа унесет многих легионеров.