Освоение времени
Шрифт:
— Как это? Мы ведь тоже люди, хомо сапиенс сапиенс, — возразил Иван, не уверенный, что Симон не опровергнет и этого.
Симон ничего опровергать не стал.
— А так, Ваня. Выпали и всё тут. Тебе ещё невдомёк, но, побывав, скажем, участником походов Александра Македонского, а затем, вкусив пакости столетней войны в Европе, провалиться в прошлое и посмотреть, что твориться на бескрайних степях Южной Америки в прошлом столетии… Как тебе эта последовательность? То-то! Так о какой истории для тебя может быть речь?.. Ладно. Не о том у нас с тобой разговор… Кроме того, что я тебе уже сказал, в ходоки приходят люди, по сути своей, случайные, узнавшие о своих способностях в разном возрасте. Некоторые ещё в детстве. Такие ходоки ничего, кроме ходьбы во времени не умеют делать. Заметь, Ваня, ни-че-го!.. — Симон запнулся, на некоторое время задумался. Лицо его постарело, глаза прикрылись морщинистыми веками. Он надолго погрузился в себя. — Но это не всегда хорошо, — наконец сказал он, возможно отвечая своим мыслям. Потом оживился: — Ты вот — инженер, бывший военнослужащий, повидавший мир. Тот мир, в котором родился и прожил почти тридцать лет. А другие в нормальной жизни занимались всякими делами, порой, делишками, находились на разных ступенях социальной лестницы. Чаще, на самых низких. Как изломанные жизнью, так и вкусившие от неё всё, что она может дать человеку. Получив уникальный случай стать на дорогу времени, они пытаются сохранить свои привязанности с учётом новых возможностей. Одних обуяет дух бродяжничества во времени для защиты обиженных и голодных, других же — для стяжательства и тешиния чувства безнаказанности за совершённые проступки, третьих, — для удовлетворения низменных инстинктов… Короче говоря, кто во что горазд…
— Но и среди ходоков, конечно, находятся разумные люди. Благодаря им, не раз удавалось организовать принятие всевозможных соглашений о нормах поведения во времени. Впервые это случилось давно, — говорил Симон. — По косвенным данным, о такой договорённости известно ещё в двенадцатом тысячелетии до нашей эры. Ближе к нашим дням практически каждое поколение ходоков устраивало встречи и обусловливало нормы поведения. В общем, договоры, договоры, договоры… Масса договоров. — Симон мимолетно улыбнулся. — Лейтмотивом всех этих договоров, конвенций, соглашений, условий и тому подобного выступают несколько неизменных положений. Основные из них — общечеловеческие: не убей, не богатей за счёт других… Да и вообще, будь скромнее, не мешай ходьбе во времени другим. Каждое понятие включает в себя расширенную трактовку. Такое короткое условие, как не убивай, расшифровывается многозначно. У ходоков это: — не нарушай законов той страны и того времени, в которых находишься, не причиняй людям этих эпох обид и, главное, никогда не убивай человека, не нарушай его жилища, не отбирай последнего… Не богатей — это не создавай себе за счёт ходьбы во времени богатства воровством, шантажом, нечестными поступками… Не мешай ходьбе — значит, не твори собратьям-ходокам препятствий ни во времени, ни в пространстве, открывай людям с врождёнными способностями их возможности, обучай хождению во времени… Как, Ваня, — неожиданно обратился он к внимающему слушателю, — тебе наши договорённости? Приемлешь?
— Разумно, — уклончиво отозвался тот.
Что-то в повествовании Симона, длинном и путаном, не понравилось Ивану. Сказано как бы обо всём, а, по сути, — ни о чём. Слова — что вода, будто бы всё время другая, а на поверку, всё та же — «аш два о».
«Да ладно, — подумал Иван. — Сейчас не всё понял, позже пойму. Что он ещё скажет?»
Симон, похоже, разгадал ход мыслей Ивана, отметив это тонкой улыбкой, и продолжал говорить, как ни в чём не бывало:
— А теперь перехожу к самой, пожалуй, трудной части моего затянувшегося рассказа о некоторых сторонах жизни ходоков. Итак, Ваня, ходоки, по роду своего статуса, должны были бы выступать собратьями по делу. Какому делу? Вот вопрос, который, вижу, висит у тебя на кончике языка. Так?
— Так! — искренне согласился Иван, потому что и, правда, порывался узнать об этой стороне деятельности ходоков.
— Может быть, Ваня, это звучит несколько неправдоподобно, но это как раз и является ключом ко всему нашему разговору… Вопрос вопросов!
Вот так вопрос вопросов!
Оглушённый, Иван расслабился.
Оказывается, никакого общего дела у ходоков не было, да и вообще, никакого дела не было. И, оказывается, не могло быть.
Лучше бы Симон не рассказывал сегодня о том и не разочаровывал бы его. И так день паршивый какой-то выдался, а тут ещё признание Симона…
Он-то, было, настроился на откровение, на приобщение к тайне ходоков, а получил пшик. Конечно, всё сказанное до того Симоном о ходоках могло для более проницательного слушателя самого подвести к подобному выводу. Иван же сразу расстроился, вполуха прислушиваясь к словам Симона.
А он говорил, что попытки объединить ходоков общим делом, были. И не раз…
— Ты, наверное, читал об открытиях, граничащих с фантастикой, таких как Кумранские находки, Книга Велеса и… другие. К их появлению приложили руку ходоки. Но всё не так просто, как кажется с первого взгляда. Поверь, спасение памятников культуры сопряжено с определёнными трудностями: вещь надо оценить — нужна она потомкам или нет, её надо унести, а до того каким-либо образом взять или украсть её у кого-то, да и найти её ещё надо. Потом, к сожалению, не всякий ходок может протащить или пробить, как мы говорим, что-либо сквозь время. Но и это полдела. Наши современники, скажу прямо, справедливо недоверчивы и каждое воскресение утерянного ещё в древности памятника встречают с оправданным подозрением. Иногда вещь даже теряется навсегда, потому что её посчитали подделкой, её плохо хранили, ею пренебрегли… Так что, идея угасала каждый раз, как только за неё брались ходоки-энтузиасты… Да, слушаю тебя.
— Людей могли бы спасать! — выпалил Иван. — Детей…
Симон несколько раз мелко покивал головой.
— Да. Предотвращение гибели людей… Благородная, казалось бы, задача. А на деле! Ни одна смерть не была предотвращена. Сколько я знаю — ни одна!.. Иногда будущая жертва нападения ли, землетрясения, случайности даже поддавалась уговорам, что-то предпринимала, но… — Симон безнадёжно махнул рукой, — всё оказывалось тщетным. Поистине можно подумать о неотвратимой предопределённости судьбы человека: что на роду написано, то и произойдёт. Ходоки только неприятностей натерпелись…
— В конце концов, — Симон вздохнул, — каждый облюбовал себе эпоху и общество и живёт там, ища себе забав и счастья. Кто-то, увлекшись романтикой, бредёт по дорогам в легионах Древнего Рима, хотя, скажу тебе, романтического там мало. Кто-то бьётся с монголами или в их ордах. Другие участвуют в печальной схватке индейцев и белых. И на той и на другой стороне. Есть те, которые нашли женщину своей мечты и счастливы с ней в веках. У многих тяга к торговле, а некоторые даже ушли к дикарям в джунгли и стали вождями, а чаще жрецами племён. Кому что нравится… А что может понравиться делать тебе?
— Послушав Вас, так теперь и не знаю. Может быть, познакомиться с великими людьми прошлого?
— Великими, говоришь?
— А что?
— Великими их делает молва и время. Поверь мне, Ваня. На самом деле большинство из них… Не хочу хулить, но некоторые из них были в жизни ничтожествами. Скрягами, предателями, с гнусными наклонностями. Познакомишься с одним, с другим, посмотришь на них, поговоришь и навсегда отобьёшь себе желание посещать следующих. Великих…
На секунды Симон замолчал, допивая остывший чай.
— Правда, у нас есть день, когда мы, ходоки-современники, встречаемся… — он опять умолк, пожевал губами, потом решительно добавил: — Это тебе, Ваня, на сегодня.
Он улыбнулся странной летучей улыбкой, вытер ладони о колени и распрощался до следующего раза, не назвав ни числа, ни времени, когда это может случиться.
Странные у Симона манеры, странные концовки разговора…
Он ушёл и оставил Ивана в совершенной растерянности и подавленности. И от услышанного и домысленного им самим.
В тот день он впервые позвонил кое-кому из друзей якобы из другого города. Ему опять захотелось стать обыкновенным прорабом. Чтобы лицо в лицо говорить с начальством, делать выволочку нерадивым монтажникам, ругаться и мириться с заказчиками. То есть делать то дело, которое он знал, в котором всё ясно, открыто и доступно его пониманию.
Которое, в конце концов, полезно обществу и реально по существу.
Время
Время, как необъезженный конь, несётся, сломя голову, к известному только ему финишу, не сбавляя темпа, не оглядываясь, не рыская по сторонам — вперёд и только вперёд.