От Александровского централа до исправительных учреждений. История тюремной системы России
Шрифт:
– Послушались?
– Послушались. Драка прекратилась. И зэки сказали этому сотруднику – а у него там большие звезды на погонах были, больше моих в несколько раз – так вот: они сказали ему: «Тебе повезло, что за тебя вступилась женщина». И все сразу затихли.
– А что еще запомнилось?
– Пожар, который произошел в изоляторе в ноябре 1999 года. Это как раз моя смена была. Я находилась в дежурной комнате, когда услышала, как кричала дежурная Оля: «Валя, пожар!» Было начало шестого часа. Я схватила ключи и побежала открывать горевшую камеру. Это какой-то ужас был: они все лезут на тебя, кто-то падает под ноги, кто-то обожжен, шум, крик, стоны, визг… В соседних камерах все стучат: откройте! И в этот момент в изоляторе гаснет свет. Я с керосиновой лампой в руке выводила всех из камер… На полу в коридоре стояли бачки с пищей –
– В СИЗО много женщин работает?
– Очень много. Я даже иногда думаю: что это за такая женская доля – неволя… Мы добровольно за решеткой проводим полжизни. Эта работа не женская, тяжелая работа. Я раньше даже дома, во сне, несла службу: все снилось, как вывожу-завожу зэков в камеры да из камер. Просыпалась уставшая как после смены. А после смены однажды уснула в трамвае – я раньше не знала, что можно уснуть стоя. Оказывается, можно. После такой работы.
Конечно, я вспомнил тот давний разговор с Валентиной. И вот теперь она согласилась выступить перед видеокамерой. С журналистами программы «Курьер» проходим по гулкому коридору следственного изолятора. Упираемся в изгиб коридора. В углу – дверь, за которой дежурная комната. Из нее выходит Валентина. Оператор успевает снимать рабочие моменты: вот она идет по коридору, кому-то что-то говорит, отдает распоряжения.
Где-то в недрах длинного коридора появляется привычная для изолятора процессия. Неровный строй подследственных сопровождают контролеры.
– А можно их снять? – спрашивает оператор.
– Только со спины! – откликается Валентина.
И командует строю:
– В камеру не смотреть!
Время от времени начальница корпусного отделения с интересом поглядывает на журналистов. Опыт общения с представителями средств массовой информации у нее уже был. Однажды в СИЗО пришла корреспондентка областной газеты Людмила Б. Пояснила, что хочет подготовить материал о жизни в изоляторе, для чего решила обратиться в СИЗО с необычной просьбой – разрешить ей поработать какое-то время в должности контролера.
О том случае Валя вспоминает с улыбкой.
– Самое занятное было в том, что раньше эта корреспондентка в своих статьях всегда обливала СИЗО грязью. Пользовалась сплетнями, слухами, писала примерно так, что все контролеры – изверги в униформе. И вдруг – почти метаморфоза: хочет прочувствовать все тяготы нашего труда. Впрочем, никакой метаморфозы, конечно, не было. Просто она хотела, мы это потом поняли, своими глазами увидеть, какие зверства здесь якобы творятся… Ну ладно, хочет так хочет поработать: покажем все, как есть. Приходит она, даем ей форму, она переодевается, идет на корпус. А там на этаже – двадцать шесть камер. Кого-то нужно завести-вывести, отправить на допрос. Корреспондентка пытается открыть дверь – не получается. Дверь тяжелая, металлическая. И вот она, бедная, висит на этой двери как безжизненное тело и не знает, что ей делать. Потом спрашивает: «Скоро обед?» Устала, руки опустила. Из-за двери, из-за решетки, зэки ее матом кроют… Они не знают, что она журналистка, видят, что стоит в униформе, чего-то мнется, мямлит, не может справиться с дверью. Мне так смешно стало: вот сейчас, думаю, она возьмет свой журналистский блокнот, и начнет записывать, как ее матерят – ей ведь впечатлений надо было, правду жизни хотела узнать. А где еще она могла бы узнать о себе столько, как ни в следственном изоляторе.
Немного помолчав, Валентина добавила:
– Вообще мне жалко тех девчонок, которые здесь работают. Тяжелая работа. Я сама однажды от такой работы сон потеряла. Прихожу домой – не могу уснуть. Иду на смену уставшая, прихожу обратно – еще более вымотанная. И опять не могу уснуть. Пошла к психиатру, он говорит: «Тебе надо расслабиться». Посоветовал выпить стакан пива!
Подследственные строем удаляются. Оператор снимает сутулые спины.
Наступает очередь короткого интервью. В преддверии женского праздника.
– Работают в СИЗО в основном женщины, – Валя смотрит в телеоко, подбирая слова. – Мужчины ведь слабые, они сюда не идут – не справятся. А мы справляемся.
Еще вопрос и ответ.
– Да ну вас, хватит. Больше
Возвращаемся в кабинет воспитательной работы. Тележурналист обращается к полковнику Самойлову:
– Вы могли бы сказать пару слов для сюжета?
– О чем?
– Про женщин. Которые работают в СИЗО.
– Про женщин говорить не буду, а скажу про мужчин.
Пригладив усы, полковник пристально смотрит на видеокамеру.
– Уважаемые мужчины, приглашаю вас приходить работать в следственный изолятор, чтобы заменить здесь работающих женщин. Ну как? Снято? Вот и хорошо. А про женщин что сказать… про женщин я скажу сегодня на торжественном собрании, даже речь заготовил: «Сегодня мы отмечаем праздник, который больше нигде в мире не отмечают…»
Глава третья
Но вернемся в XVIII век. Следует заметить, что в российских тюрьмах в то время практически не было никаких попыток ввести какие-либо работы для арестантов. В значительной мере использование арестантского труда на местах происходило лишь по случаю вплоть до последней четверти XIX века. Только когда при МВД было организовано Главное Тюремное Управление, появились первые циркуляры, в которых предпринимались попытки как-то упорядочить весьма разрозненное применение арестантских умений в городах и весях большой империи. Один из таких циркуляров вышел 21 августа 1879 года. В нем обобщался опыт некоторых тюремных замков, где было «обращено внимание на разведение собственных огородов». Такие работы «в значительной мере служат к увеличению средств тюремных замков», решая проблему не только «получать собственные овощи на удовлетворение необходимых потребностей по продовольствию арестантов», но даже иметь избытки для продажи. Здесь же отмечалась не менее существенная польза от введения хлебопечения в тюремных замках, и не только с целью «получаемого припека» для пропитания обитателей тюрьмы, но и с умыслом «занять производительною, обоюдною для них и для тюремного хозяйства, работою». Однако особенно «видное место занимает занятие арестантов разного рода мастеровыми и ремесленными работами», служащими к развитию производительного арестантского труда в замках. Поскольку в некоторых тюрьмах одежда, белье, обувь производятся обыкновенно через арестантов. И не только для губернских, но и уездных тюрем. В связи с изложенным в циркуляре, предлагалось собрать по всем российским тюрьмам сведения, касающиеся работ, на которых задействуются их обитатели: с целью изучения опыта и его дальнейшей пропаганды во всех местах лишения свободы.
Когда соответствующее распоряжение поступило в Иркутск, местному тюремному начальству было явно чем похвалиться. Арестантский Рабочий дом существовал в городе еще с 1799 года. Тем самым иркутское тюремное начальство могло смело доложить о своей неусыпной заботе об арестантах. Получалось, что в этом смысле Иркутск опередил всю Россию, еще век назад озаботившись потребностью занимать колодников какой-либо работой. Причем, не только на «себе пропитание, но и во благо знатных мест города». В начале XIX века стремительно разраставшийся Иркутск испытывал потребность в хороших мастеровых. Их-то и стал готовить Рабочий дом. За счет умельцев из числа арестантов деревянный Иркутск приобрел ту самую изысканность, которую отмечали современники.
Однако обитатели тюрьмы не только строили Иркутск. В историю города им волей тогдашнего губернского начальства пришлось войти как первым… пожарным командам города. В начале XIX века распоряжением генерал-губернатора Н.И. Трескина предписывалось провести срочную перепланировку города с учетом пожарной безопасности. Специальные команды, состоявшие из арестантов местной тюрьмы, ломали дома, которые не вписывались в свод пожарных правил. А кроме того, отпиливали по линиям улиц те дома, что стояли в нарушение противопожарных разрывов между строениями. И хотя впоследствии избежать больших пожаров в городе не удалось, тем не менее польза от деятельности необычных пожарных команд была очевидной. Многие улицы в городе после того как бы «выпрямились», придав Иркутску более ухоженный вид.