От «Барбароссы» до «Терминала»: Взгляд с Запада
Шрифт:
Понимая это и зная, по слухам из ОКХ, о готовящейся директиве, Лееб составил план захвата Ленинграда штурмом. Он надеялся начать наступление 5 сентября, за день до получения директивы, но 41-й танковый корпус Рейнгардта был так ослаблен боями, что ему требовалась трехдневная передышка для переоснащения и пополнения, пока немецкая пехота закреплялась на левом берегу Невы и отражала яростные контратаки 54-й советской армии южнее Ладожского озера.
9 сентября 41-й корпус перешел в наступление, 1-я танковая дивизия наносила удар вдоль левого берега Невы, а 6-я танковая наступала по обе стороны железной дороги, ведущей к Ленинграду. Обе дивизии скоро увязли в полосе противотанковых рвов и оборонительных земляных укреплений, построенных в предшествовавшие недели строительными батальонами и ополченцами.
Русским не хватало артиллерии и многих других видов оружия,
Немецкие танковые дивизии, натолкнувшись на прочную оборону, несли чувствительные потери. В первый же день наступления 6-я танковая дивизия потеряла подряд четырех сменявших друг друга командиров.
В оправдание решения фон Лееба о штурме Ленинграда после получения директивы Гитлера можно напомнить, что все старшие немецкие офицеры считали войну с Россией уже выигранной. Вопрос для них заключался не в том, «одержана ли» победа, а «как»? И что еще важнее: «кто»? Кто будет увенчан лаврами за эти блестящие успехи на военном поприще? Даже Гудериан который одним из первых почувствовал силу возрождающейся мощи советского оружия, верил в то время что его самостоятельные действия и стратегия принесут немцам победу еще до конца 1941 года — ему в голову не могло прийти, что альтернативой будет полный разгром Германии и штурм Берлина. Эта самоуверенность усугубляла интриги между генералами в ОКХ, приводила к игнорированию и невыполнению ими нежелательных приказов и указаний.
Понятно, что фон Леебу хотелось отличиться захватом наиболее важной «крепости» Восточной кампании. И вначале его игнорирование директивы Гитлера, казалось, оправдало себя. К вечеру 10 сентября немцы пробились к так называемым Дудергофским высотам, бои шли всю ночь, а на рассвете следующего дня под прикрытием авиации 41-й танковый корпус возобновил наступление в обход Дудергофа с юга. 1-я танковая дивизия потеряла столько танков, что из оставшихся можно было укомплектовать полбатальона, тем не менее к исходу дня немцам удалось овладеть Дудергофскими высотами. На левом фланге немецкая пехота после упорных боев пробилась в пригороды Слуцка и Пушкина, а вечером 11 сентября овладела Красным Селом.
На четвертый день наступления, 12 сентября, в ОКХ стало очевидным, что на театре, с которого ОКХ пыталось получить подкрепления, разгорелось ожесточенное сражение. Гитлер, однако, издал новую директиву. То ли по совету Кейтеля, апологета захвата Ленинграда и приятеля фон Лееба, а скорее всего потому, что возможность добиться блестящей победы захватила его воображение, фюрер теперь приказал:
«Чтобы не ослаблять наступление… авиационные и танковые силы не должны перебрасываться до установления полной блокады. Поэтому определенная директивой № 35 дата переброски может быть отложена на несколько дней».
Эта директива фактически была приказом ворваться сам город. В последующие четыре дня немцы медленно пробивались к городу. Им удалось захватить Пулково, Урицк и Александровку, где находилась конечная остановка трамвайной линии, которая вела к Невскому проспекту. Но в этом ожесточенном сражении, где населенные пункты и ключевые рубежи по нескольку раз переходили из рук в руки, наступил тот переломный момент, когда атакующая сторона несет непропорционально высокие потери по сравнению с достигнутыми успехами. Решающая атака, предпринятая с трех сторон 6-й танковой и двумя пехотными дивизиями на русские позиции в районе Колпино, была отражена, и в тот же день ОКВ, видимо разочарованное итогами наступления, отдало приказ «немедленно» снять с фронта 41-й танковый и 8-й авиационный корпуса. В ночь на 17 сентября 1-я танковая дивизия приступила к погрузке уцелевших танков на железнодорожные платформы в Красногвардейске, а 36-я моторизованная дивизия своим ходом направилась к Пскову. Лишь понесшая тяжелые потери 6-я танковая задержалась на несколько дней, чтобы вывести своих солдат из боя и залечить раны. Вечером 18 сентября Гальдер мрачно записал в своем дневнике:
«Кольцо окружения вокруг Ленинграда пока не замкнуто так плотно, как этого хотелось бы. Сомнительно, что наши войска сумеют далеко продвинуться, если мы отведем с этого участка 1-ю танковую и 36-ю моторизованную дивизии. Учитывая потребность в войсках на ленинградском участке фронта, где у противника сосредоточены крупные людские и материальные силы и средства, положение здесь будет напряженным до тех пор, пока не даст себя знать наш союзник — голод». [58]
58
Гальдер Ф. Военный дневник, т. 3, кн. 1, с. 360. — Прим. перев.
Общий эффект этого наступления фон Лееба на ход Восточной кампании был неблагоприятным для немцев. Переброска танковой группы Гепнера на юг задержалась на десять дней — и это произошло в тот момент, когда фактор времени уже начал приобретать особо важное значение. И когда танковые дивизии наконец покинули Ленинградский фронт, они не были готовы для дальнейших боев. Они нуждались в пополнении, переоснащении и отдыхе. Короче говоря, требовалось еще больше времени.
Это наступление было первой и единственной попыткой немцев захватить Ленинград штурмом. Ведущий западный историк, изучавший блокаду Ленинграда, утверждает, что, «сняв с фронта танковые дивизии в тот момент, когда захват города казался безусловным Гитлер спас Ленинград». Но справедливо ли подобное утверждение? Во-первых, в то время любой обдуманный расчет неизбежно вел к выводу, что длительная блокада в конечном итоге принесет успех. И действительно положение ленинградцев значительно ухудшилось, пока не была прорвана блокада в 1943 году. Во-вторых, утверждать, что Ленинград был «спасен» в 1941 году, — значит заведомо согласиться с тем, что его захват 41-м танковым корпусом «казался безусловным». Это в высшей мере сомнительное предположение. Хотя немцы постепенно пробивались через оборонительные укрепления к окраинам города, впереди их по-прежнему ждала перспектива затяжных и ожесточенных уличных боев в городе с прочными каменными зданиями и целым лабиринтом рек, каналов, водных путей. В таких условиях многочисленные рабочие отряды и ополченцы, вооруженные бутылками с бензином и динамитными шашками, могут, как ранее показала оборона Мадрида, разделаться с целым корпусом профессиональных солдат.
В отличие от усилий сломить северный фланг советских армий и уничтожить Ленинград, операции немцев на южном крыле фронта увенчались явным успехом. Все поставленные Гитлером в его директиве № 33 и уточненные затем на различных совещаниях с командующими цели были достигнуты. Район Припятских болот был очищен от советских войск, излучина Днепра оккупирована, переправы через Днепр захвачены, танковые клинья углубились в Донецкий бассейн. Русские лишились промышленных предприятий на Украине: они либо были эвакуированы в глубь России, либо попали в руки немцев. И главное — советские войска на Южном фронте понесли значительные потери в живой силе и технике в результате немецких операций по окружению.
Однако, в сущности, операции на этом фронте со стратегической точки зрения обернулись для немцев неудачей. Они не приблизили Германию к победе, и сегодня мы знаем, что эти успехи немцев даже не стали прелюдией к победе.
Хотя Сталин, несомненно, несет значительную долю ответственности за неудачное руководство и управление Красной Армией в начальные месяцы войны, было бы неправильным возлагать на него всю вину, так же как взваливать на Гитлера всю ответственность за неудачи вермахта в последние годы войны. Под командованием маршала Буденного на Юго-Западном направлении находилось около миллиона солдат и офицеров. Разве не разумно было ожидать, что такие крупные силы даже если и не смогут удержать рубеж Днепра, то дадут достаточно мощный отпор врагу, чтобы сорвать немецкое наступление. Отводить такую крупную массу войск за Днепр в условиях господства в воздухе немецкой авиации было бы в высшей степени опасным. Видимо, Сталин, как всегда было свойственно ему, также в первую очередь учитывал политические факторы. Всегда легче поддерживать боевой дух в войсках в позиционных оборонительных боях, чем при длительном отступлении, да и оставлять значительную часть территории Украины для немецких оккупантов по ряду причин было нежелательно. Этим и объясняется решение занять оборону и дать немцам бой под Киевом.