От Белого моря до Черного
Шрифт:
— Н-да, — чесали в затылке мои собеседники, — в этом есть резон… Но нет, брат, — добавляли они, повеселев, — тут все же — собственная!
Как во всяком новом деле, у прокатной автобазы есть трудности. В горячие деньки летних отпусков у окошка диспетчерской и в гаражах порой разыгрываются баталии. Молодые люди с крепкими локтями теснят малодушных, рвутся к заветной цели, не считаясь ни с чем, кроме своего желания. Летом машин не хватает, а осенью и зимой большая часть парка простаивает, и хозяйство терпит убыток. Не все ладно и в организации обслуживания, на выдачу и прием машины затрачивается слишком много времени, не сразу нащупывается
Дополнительная трудность, создаваемая самими «прокатчиками», — это высокая аварийность. Вот мы видим на дворе автобазы «Волгу», похожую на яйцо вкрутую, которое перед обдиркой скорлупы хорошенько поколотили об стол. Как это случилось? Почти в ста процентах случаев аварии прокатных машин объясняются легкомыслием водителей.
Мне вспомнилась встреча на Дмитровском шоссе, по пути из Дубны. Шел дождь, асфальт был мокрый. Где-то около сотого километра нас остановил высокий и плотный мужчина в выходном костюме. Его «Победа» была под откосом. Возле машины — вывалившиеся из окон во время «сальто-мортале» колбасы, огурцы и булки. Бледные пассажиры бродят вокруг, ищут какие-то растерянные драгоценности.
Высокий мужчина оживлен и словоохотлив, он весь во власти радостного возбуждения, какое охватывает человека в момент редкой удачи: он только что понял, что авария могла стоить ему жизни или увечья, но все обошлось благополучно, и вот он счастлив, что уцелел. Машина — черт с ней, а впрочем, он уже прикинул в уме, что ремонт обойдется не так уж дорого… Охотно рассказывает, как это произошло. Он даже, собственно, и не понял, как: ехал прямо, не поворачивал и не тормозил, а просто вдруг кинуло, перевернуло, и вот…
— Ехал, правда, не стану говорить, что тихо…
— Ну, сколько?
— Да так, за восемьдесят…
Значит, под девяносто, это по мокрому зеркально-гладкому асфальту. Почему он ехал с такой скоростью? Куда он спешил? Да никуда. Просто так…
Сколько таких аварийщиков-любителей, гробящих машины и убивающих людей «просто так», потому что лень было подумать, как можно ехать при данных дорожных условиях и как нельзя, потому что было детское увлечение гонкой, потому что рядом сидела Дульцинея, а на заднем сиденье приятели, которые поддерживали атмосферу глупого и бесшабашного веселья. Они не хотели никого убивать, но и остерегаться не хотели. Они развлекались, и это было для них важнее всего. Может быть, по-вашему, они лихие парни. А по-моему, мерзавцы.
Сто коров и одна девушка
В эти дни в Москве гостил знакомый нам Череповецкий самодеятельный хор. Мы пошли послушать его на Выставке достижений народного хозяйства СССР. После концерта, вспомнив рассказы о каких-то новшествах в доении коров, мы направились в павильон животноводства.
Видим: бетонная площадка, на ней какие-то загородки из металлических труб, у входа толпятся коровы. Открывается калитка, коровы одна за другой входят на площадку. Никто их не гонит, они сами спешат туда, сами открывают рогами дверцы кабин, на которые разделена железная загородка, и становятся так, чтобы женщине в белом халате, которая хлопочет в центре площадки, было удобно надеть им на вымя доильный аппарат. Одна отдоилась, уходит, на смену ей так же самостоятельно приходит другая. Что за представление, какие-то дрессированные коровы?
Начинаем читать пояснительные таблички, расспрашиваем. Это механизированная доильная площадка, применяемая при беспривязном содержании скота. На обычной традиционной молочной ферме одна доярка обслуживает 10—12, от силы 14 коров. Здесь две доярки легко обслуживают 100 коров. Мы разговорились с одной из доярок, когда дойка была окончена.
— Послушайте, полсотни коров, да как же вы с ними управляетесь?
— Это пустяки, — улыбается молодая женщина. — Это уж мы тут, для показа, чтобы не произошло никакого затора, чтобы все, как по нотам… А в колхозе одна доярка сто коров обслуживает.
— Сто коров? Не может быть.
— А вы съездите, посмотрите.
— Куда? Где он, ваш колхоз?
— Тут недалеко, под Звенигородом, колхоз имени XX партсъезда…
Собирались отдохнуть денек-другой… Да не тут-то было! Надо ехать в колхоз, нельзя не увидеть такое.
Колхоз имени XX партсъезда относительно невелик и пока не богат. Однако в последние годы он стал широко известен во всей стране и даже в дружественных зарубежных странах.
Как представлялась нам идеальная молочно-товарная ферма до последнего времени? Удобные индивидуальные стойла-кабины для каждой коровы, индивидуальная кормушка, индивидуальная автопоилка, и целый отряд неутомимых тружениц-доярок, по одной на каждый десяток коров, день-деньской занятых обслуживанием своих подопечных. Хорошо еще, если на иных фермах была механизирована доставка кормов, а то и на себе приходилось подносить каждой коровушке огромные охапки сена, соломенной подстилки… Большие затраты труда — высокая себестоимость молока.
Колхозники артели имени XX партсъезда посмели опрокинуть каноны, освященные многолетней практикой и разработками научно-руководящих инстанций. Они выкинули индивидуальные автопоилки — государство получило десятки пудов металлолома. Они разломали стойла, коровник превратился в простой сарай с пристройками — его сооружение стало обходиться на тысячи рублей дешевле. Они отпустили доярок на другие работы, одна доярка стала обслуживать 60, потом 80, потом 100 коров.
Как это возможно? Очень просто, она теперь не прислуживает коровам в качестве горничной и официантки, она только доит их.
А как же коровы питаются? На дворе в определенном порядке расставлены стога сена и силосные бурты, раскрываемые ежедневно с расчетом на дневной рацион по количеству «столующихся». Расход кормов не увеличился — ведь коров и раньше кормили досыта. Пьют коровы из большого железного корыта, автоматически наполняемого по мере расхода воды при помощи поплавкового механизма. Летом стадо, как обычно, выходит на подножный корм, а ко времени дойки возвращается на скотный двор — выгоны расположены поблизости от фермы. Зимой коровы хотят гуляют во дворе, хотят идут «домой»; на ночлег все собираются в хлев, и каждая занимает свое привычное место.
Практика поставила под сомнение и многие другие приемы ведения животноводческого хозяйства. Повсюду на скотных дворах с великим рвением строились подвесные дороги для вывозки навоза. «Как, у вас еще возят на лошади? Отсталость!» Затрачивались тысячи тонн железа, а сколько труда на сооружение, и ради чего? Чтобы раз в год по обещанию вывезти несколько тележек навоза на расстояние нескольких десятков метров, причем толкали тележку люди своими руками, а потом дорога снова надолго оставалась без употребления. В колхозе имени XX партсъезда обходятся лошадкой…