От диалога цивилизаций к сотрудничеству и интеграции. Наброски проблемного анализа
Шрифт:
О России как особой цивилизации стали писать у нас сравнительно недавно и явно под воздействием происходящих в ней перемен. Избранная нашими реформаторами стратегия модернизации России по образцу западных стран, названная «вхождением в современную цивилизацию», заставила задуматься о том, в какой мере эта стратегия учитывает российскую специфику, считается с ней. Это и побудило многих исследователей распространить на Россию так называемый «цивилизационный подход», представить ее как особое цивилизационное образование.
Для такого вывода есть, казалось бы, все основания. Как России
В действительности не так все просто, как может показаться на первый взгляд. Россию трудно представить и как совершенно особую, окончательно сложившуюся, во всем отличную от Запада цивилизацию, хотя подобные попытки и предпринимаются многими, пишущими на данную тему. Ее называют то православной, то восточнославянской, то евразийской цивилизацией – в зависимости от того, какой признак берется за основу – конфессиональный, этнокультурный или геополитический. Но может ли каждый из них и все они вместе служить достаточным основанием для признания существования в России особой цивилизации? Будь так, вопрос об отношении России к Западу решался бы намного проще, не переживался бы как одна из мучительных проблем российской истории. Ведь в сознании россиян постоянно жила тема не только особости, самобытности России по отношению к Западу, но и ее отсталости, недостаточной развитости по сравнению с ним. Эта западническая тема, наряду со славянофильской (то, что западники считали отсталостью России, славянофилы оценивали как ее самобытность), является сквозной в истории русской общественной мысли. Она вообще не могла бы возникнуть, не будь Россия в чем-то страной европейского типа, находись она целиком за пределами западного мира. Чтобы сравнивать себя с Европой, даже в пользу последней, надо в каком-то смысле уже быть Европой, осознавать свою близость с ней. Многие страны неевропейского региона, также переживающие процесс модернизации, не возводят свою несхожесть с Европой в общенациональную проблему, не испытывают по отношению к ней чувство собственной неполноценности. Наши же западники всегда воспринимали Россию даже не как соседа, а как родственника Европы, пусть и бедного, задержавшегося в своем развитии.
Столкновение этих двух основных русских тем – самобытности и отсталости – говорит о том, что вопрос о цивилизационной идентичности России остается открытым, до сих пор не имеет однозначного решения, провоцирует взаимоисключающие мнения. Одни тянут к современному Западу, другие – к дореволюционному прошлому, третьи мечтают о реставрации коммунистического режима. На нашем пространстве как бы сталкиваются разные России, между которыми трудно пока найти что-то общее. Мы либо грезим о своем прошлом, либо проклинаем его. Кто-то не приемлет ничего, что связано с Западом, для кого-то само слово «патриотизм» является бранным. И каждый видит в другом заклятого врага России.
Отсутствие общенационального согласия по данному вопросу придает политической борьбе в России характер не столько разумно ведущегося диалога, сколько непримиримой войны, исключающей достижение политического и идеологического компромисса. Логику и исход этой борьбы нельзя подогнать под ту же схему, по какой она ведется в современных странах Запада. Если для политических партий на Западе – консерваторов, либералов, социалистов – нет вопроса о том, в какой цивилизации жить, какую считать своей (в этом вопросе они все едины), то в России он все еще актуален, внося в общество раскол такой глубины и силы, который не преодолеешь с помощью политических технологий и пиар-кампаний. Ведь речь здесь идет не просто о недостатках и недочетах политической и экономической системы в рамках уже сложившейся и всеми признаваемой цивилизации, а о наличии и самой сути российской цивилизации. На Западе политики и идеологи не спорят между собой о том, в какой цивилизации жить, в России же вопрос об ее цивилизационной идентичности является главным предметом идейных расхождений и разногласий. Русский спор – это спор между людьми, отдающими свое предпочтение (пусть только и на уровне идеи) не одной, а разным цивилизациям, между которыми, казалось бы, нет никакого сходства. Вот почему этот спор столь непримирим и воинственен. А главным аргументом в нем (как, впрочем, и в отношениях между разными цивилизациями) является часто не сила убеждения, а сила власти. Кто победил в борьбе за власть, тот и прав, тот и определяет, по какому пути должна идти Россия.
Нерешенность данного вопроса в общенациональном масштабе заставляет и саму власть опираться не столько на право и конституционное согласие граждан, сколько на определенную идеологию, оправдывающую и обосновывающую избранное властью направление развития. Кризис господствующей идеологии всегда был в России предвестником кризиса власти, влекшего за собой революционную, насильственно осуществляемую смену политического режима.
Семьдесят лет потребовалось нам для того, чтобы скомпрометировать в общественном сознании социалистическую идею, ставшую официальной идеологией, около десяти – либеральную (в том ее виде, как она трактуется и практикуется властью). Не постигнет ли та же судьба и национальную идею, коль скоро она станет официальной государственной догмой?
Постоянная идейная ангажированность власти превращает Россию в кладбище всех идей, попадающих на ее почву из-за рубежа. Именно сращенность власти с определенной идеологией приводит к тому, что идеи у нас не сходятся в открытом соревновании друг с другом, не вступают между собой в диалог, а взаимно пожирают друг друга. Если социализм, то почему-то обязательно антилиберальный и, как правило, антинациональный, если либерализм, то антисоциалистический и тоже антинациональный, ну, а если национализм, то уж непременно антисоциалистический и антилиберальный. Те же идеи на Западе, откуда они, собственно, и заимствованы нами, существуют как бы в общей связке, а если сталкиваются между собой, то в политической борьбе, ведущейся по демократическим правилам.
Конец ознакомительного фрагмента.